Иду на свет (СИ)

Тон Елены — спокойный. Вопросы — разумны. Она с ним разговаривает, как с опасным психом. В голове наверняка крутятся совсем другие формулировки, но она достаточно умна, чтобы держать их внутри.

— Санте ничего не угрожает… Всё хорошо. Она наберет. Спит просто…

— Где спит?

Их диалог сейчас — максимально далек от адекватности.

Данила продолжает закидывать вещи, пальцы Лени продолжает вжиматься в его плечо. Оба знают, что физически она против него — ничто. Но оба же в жизни не подумали бы, что это может иметь хоть какое-то значение…

— Даня!

В итоге не сдерживается именно Лена. Ещё не вскрикивает, но говорит значительно громче. Практически заставляет на себя посмотреть.

В её глазах — решительность. А он — как баран на новые ворота. Сам знает… Не знает только, что сказать…

— Она у меня…

Ума хватает только на это.

— Зачем?

А на второй вопрос — уже никак.

Зачем? Потому что так должно было быть всё это время.

— Она соглашалась?

Лена спрашивает, Данила же может только голову из стороны в сторону перевести.

Санта не соглашалась. Он её не спрашивал.

— Даня…

Он опускает взгляд от женских глаз, в которых вспышками злость и паника, вниз. Видит, что Лена дышит чаще…

— Даня…

Окликает несколько раз, но реакции ноль. А ей она нужна — реакция.

И за себя она уж точно не боится.

Поэтому шагает ближе, отпихнув тяжелые чемодан ногой, сжимает ладонями его щеки, поворачивает и наклоняет голову так, чтобы в лицо смотрел. В глаза. В решительную душу.

— Где мой ребенок, Данила? Скажи мне, где? Я поеду её заберу.

Лена говорит, а у Данилы один рефлекс — мотать головой, преодолевая женские попытки сдержать. Хотя что там сдерживать?

— Данила… — и она это прекрасно понимает. Лену тоже кроет. Голос срывается, она пытается удержать голову и внимание… — Данила… — обращается по имени, дожидается, когда он, как большая битая собака, сфокусируется на ней… — Это мой ребенок, Данила… Мои дети, понимаешь? Скажи мне, где забрать?

— Нигде…

Он уворачивается и отступает. Потому что может. И потому что страшно.

— Даня! Данечка… Послушай… — но Лене страшнее. Поэтому она снова цепляется. Снова обращается. Уже просит. — Я понимаю, что она перед тобой виновата, наверное… — Лена хочет, как лучше, сгладить пытается, а Данила жмурится. Внезапно даже для себя.

Ему с Сантой не было так сложно, как сейчас.

— Она, наверное, тебе больно сделала… Унизила… Ты не заслужил… Тебе больно, я понимаю… Но мы все люди… Мы все совершаем глупости… Даня…

Лена запнулась, снова обратилась, прося глаза открыть, а он как не может. Там, где жгло всё это время, парализовало болью.

— Не говорите…

Он просит, и головой махает уже Лена. Ей кажется, она всё правильно говорит, пусть даже сама так не думает. Просто с психами нужно так — соглашаться, подтверждать, быть на их стороне…

Она хочет своих детей из его лап…

— Санта перед тобой виновата, но она сама себя наказала, Данечка… Её больше не надо…

Лена заканчивает практически неслышно. И это по-особенному сильно впечатывает.

«Сама себя наказала»…

«Сама». «Себя».

Её другие наказали. Другие. Ни за что и без вины.

— Сука…

Не в силах сдерживаться, Данила отступает.

Отходит к стене, вжимается в неё лбом, снова жмурится…

Знает, что Лена вздрагивает так же, как вздрогнула Аля, когда его кулак въезжает в стену.

— Я не знал, что она беременна… Я ничего не знал, Лен…

Эти слова — первое вразумительное, что Данила произносит, оглянувшись.

Видит перед собой бледную напуганную женщину с завязанным на голове цветастым палантином…

Видит будто похудевшую и меньше ставшую…

— Я тебя не виню…

Которая продолжает пытаться говорить с ним так, как ему наверняка хотелось бы, будь он сумасшедшим мстителем.

Но он Санте мстить не собирается.

— Просто дай мне съездить и её забрать. Она у тебя в квартире, да? Побудь тут, пожалуйста. Я заберу Санту и мы больше тебя не потревожим… Обещаю, уедем… Договорились?

Лена продолжает переговоры, а у Данилы вдруг прозрение…

На душе гаже. Даже в горле сухо. Сложно спросить…

— Почему вы в платке, Лен? — он игнорирует вопросы, а вот свой задает. Ответ же получает по реакциям…

Легкая растерянность, потом взгляд в сторону, вздох.

— Всё хорошо уже… Уже всё хорошо… — вроде бы уверенное, даже с улыбкой произнесенное… Она смотрит ему в глаза и умоляет ими сжалиться.

Оставить их в покое. Говорит глазами то, что он и так прекрасно понимает.

«Мы только нормализовались, Дань… Только нормализовались… Только смогли вдвоем опять выгрестись. У нас всё очень плохо. Но сжалься хотя бы ты…».

— Давно? — оба понимают прекрасно, что опции не отвечать у Лены нет. Она снова вздыхает.

— Какая разница? — заворачивает в обертку вопроса ответ. Потому что… Если бы ему была разница — он бы не исчезал. Не вычеркивал бы из жизни. Не становился бы настолько жестоким в своем стремлении самосохраниться.

Он бы не бросал их в горе. Он бы не пытался разрушить по кирпичикам отстроенный обновленный мир.

— Простите…

Его извинения не нужны ни Лене, ни Санте.

Но осознание степени собственного заблуждения требует выхода.

Для этого существуют слова.

Данила просит, Лена даже улыбку для него находит.