Иду на свет

Но только никак. Прийти ему нужно было, чтобы хотя бы немного себя выплеснуть. Чтобы голова холодно варила. Чтобы действия были эффективными, а не на эмоциях.

— Вы его предали. Оба. Он бы вас в жизни не простил. Он вас и после смерти за это не простит. Он вас просил. Её. Защищать.

Данила почему-то уверен, что так и было. Реакция братьев это подтверждает. Игнат кривится, Макар, не выдержав, отворачивается. Отходит к окну, там и остается…

— И вы его предали.

А потом глаза отводят те, по ком скользит взгляд Данилы.

— Он никогда за деньги не цеплялся. А вы на деньги повелись. Выиграли? Они вас и задушили. Избавьтесь. И на могилу сходите. Покайтесь хоть.

Очень хочется плюнуть, но к черту театральщину.

Сказано всё, можно идти.

С хлопком закрыть дверь в комнате, в которой ещё долго будут молчать.

Идти по тихому коридору, слыша свои же шаги.

Судя по размеру глаз девочки за стойкой, она тоже впечатлена.

Просто взглядом провожает его, идущего к лифтам.

И снова кнопка. Снова ждать.

В грудь больно врезается кольцо Санты. Под ним сердце бьется так, что вот-вот вылетит.

— Дань…

Бьет даже по ушам, поэтому Данила пропускает шаги следом. Дергается, когда в его локоть вжимаются пальцы.

Оглядывается…

— Ты тоже хочешь по морде? — во взгляде подошедшего Макара ни намека на уверенность, не говоря уж об агрессии. Он одергивает руку, поднимает обе, отступает…

— Не горячись, Дань… — просит примирительно. Просит… — Не горячись…

Смотрит в глаза, ждет…

А Данила его ненавидит, и себя ненавидит… Потому что улавливает сходство с Сантой. Вот как так вышло? Как вообще?

— Что? — спрашивает устало, закрывает свои глаза. Слушает сердце. Тух-тух. Тух-тух. Тух-тух. Тух…

— Он её не трогал…

Сердце замирает. Глаза открываются.

— Он урод, но осторожный. Сам хвастался по-пьяни. Подсыпал наркотик. Он балуется… Она…

— Не «она». Санта. Сестра твоя. Не. «Она».

— Хорошо, Санта… Санта… Отключилась. Он отвез её домой. Раздел. Отфотографировал. Дань… Он же понимал, что если есть малейший шанс… Он бы не рискнул…

Макар хмурился, и слова его звучали искренне. А ещё в них нестерпимо хотелось поверить. Не для себя. Свои решения Данила не поменял бы. За страдания светлой девочки он отплатит. Но для неё… Для неё это важно.

— Зачем ты мне это говоришь? Ты так дружка не отмажешь…

Данила спрашивает, щурясь. Он ищет хотя бы намек на намек. Действительно попытку выгородить.

От подлых людей нельзя ожидать честности. Из вравших так долго просто так правда не польется.

— Она правда беременная? — Данила ожидает всякого, но получив вопрос, молчит. Наверное, вселенной или богу не так важно, когда в человеке проснется совесть. Её пробуждение — путь во спасение. Но ему… Он не бог. Он смертный. И раскаянье Макара легче Санте не сделает.

— Два племянника, Макар. У тебя будет уже два племянника, которых ты в жизни не увидишь. Понимаешь? Ты этого хотел всегда? За что ты борешься? За что вы боретесь? Вы отца ей проиграли, потому что она не боролась с вами. Она его любила, блять.

Даниле было всё равно, до чего додумается Макар. Посрать, что мог бы ответить.

Лифт приехал. Ему пора.

Он разворачивается, шагает внутрь. Жмет, не глядя, на первый. По памяти. Старой-старой. Казалось, доброй, а теперь…

Идет вглубь лифта, сцепляет пальцы на перилле. Вжимается лбом в холодный металл, чувствуя такой же толчок, как когда-то.

Его глаза зажмурены. В ушах слова Макара. Ему не легче. Его всё так же трясет.

Надо чуть успокоиться и вернуться к Санте. Подготовить сначала, потом сказать…

Но она же опять плакать будет… Как с этим быть?

Оторвавшийся было лоб снова бьется о стенку. Пережить просто надо… Просто надо пережить…

Данила давит лбом сильней, сильней сжимает трубу.

Наверное, ему кажется, но он снова чувствует, как на плечо ложится знакомая рука. Ткань сминают пальцы.

Эпилог

Прошло двенадцать лет.

— Данила Андреевич, вы если наклонитесь, я вам седой волосок-то дерну…

Аля потянулась рукой к Даниле, но замерла на уровне плеча, потому что он отклонил голову, глянул предостерегающе, пальчик выставил.

Мол, но-но… Не балуйся…

В ответ же получил тяжелый вздох. И готовность сдаться.

— Руки чешутся. Не могу прям. Полголовы седые… Тебя Санта краситься почему не заставляет?

Смирившись с тем, что волосы драть не дадут, Аля взялась бубнеть. Благо, жизненного опыта… Да и мудрости тоже Даниле хватало, чтобы просто ингорировать, а если отвечать — то безразлично.

— У неё спроси, если не боишься…

Например, пожать плечами, а потом последовать примеру самой Примеровой.

Прикусив язык, потому что у Санты спрашивать чревато, и Аля прекрасно это знает, она потянулась за бокалом. Данила взял себе.

Сегодня он не за рулем, да и вообще вечер предполагает возможность расслабиться, поэтому пузырьки шампанского почти сразу щекочут язык.

— Данила Андреевич…

Его окликают проходящие мимо, кто-то протягивает для пожатия руку.

Але достаются улыбки, кивки, иногда сжатие пальчиков. Она же всех награждает одинаково кислой улыбкой…

Злющая просто потому, что злющая, что ты с ней ни делай…

— Вот же жополизы…