Иду на свет

— Я иду в уборную. Когда возвращаюсь — забираю свою вещь и ухожу. Если не забираю — всё равно ухожу. Можешь выбросить в урну, ценного там всё равно нет. — На её ультиматумы мужчина реагирует иронией. Ему вроде как забавно, а ей только злее с каждой секундой. — Не лезь ко мне, Максим… — голос холодеет. Взгляд тоже. Она не просит. Он пусть немного, но серьезнее воспринимает. — Ты везде проигрываешь Даниле. Везде и во всём. У каждого своя судьба. Твоя — такая.

Точно так же, как о каждом своем метком попадании знает Максим, Санта тоже знает, что шибанула больно. Но триумфом не наслаждается.

Её потряхивает. Разворачивается и идет в сторону уборной, лавируя в толпе. Уже там — опускает под воду руки, смотрит в зеркало…

Ей гаже, чем было после разговора с Данилой. Он обвинил её во всех грехах, а сам…

А сам, черт его дери…

Прижавшись спиной к стене, пользуясь тем, что здесь тише, Санта вытерла салфетками руки, разблокировала телефон, набрала Чернова.

Он взял почти сразу.

— Алло…

— Ты рылся в моем телефоне? — пауза, которая зависла после вопроса, говорила о его неожиданности. А Санте служила ответом.

— Что ты имеешь в виду? — куда более однозначным, чем дебильный уточняющий вопрос.

— Имею в виду то, о чем спрашиваю. Ты рылся в моем телефоне? Ты удалял мои диалоги?

— Санта… Ты где?

— Всё ясно…

Не в силах справиться со злостью, девушка скидывает. Рука бессильно повисает, она жмурится. Затылок вжимается в такую же декоративную облицовку. Бьется раз. Бьется два…

— Что ж такое… — Шепчет, жмурясь сильнее… Чувствует, как мир осыпается. И она вместе с миром. Всё к чертям. С самой высокой вершины она уверенно продолжает катиться, со скоростью наскакивая на острые каменные пики. — Что же, мать его, такое…

Ей снова хочется бежать, но правда в том, что бежать некуда.

Ноги несут в сторону столика, за которым недопитый стакан и улыбающийся человек. Второй её не интересует. Впрочем, как и содержащаяся в заложниках сумка.

Пальцы сжимаются на стекле.

— Жарко, правда? — она его осушает, чувствуя взгляд. Отвечать не собирается. — Но ты хотя бы маленькими глотками… Градус же… — На замечание тоже.

Разворачивается, чувствуя легкое головокружение, но абсолютно не боясь.

Выйдет на улицу — полегчает.

В руках жужжит телефон. Санта знает, что это звонит Данила. Но на экран не смотрит. Игнорирует, да.

И к нему домой на разговор она сегодня совершенно точно не поедет.

Её больше не ввергает в тоску перспектива оказаться в своей квартире.

Теперь ей хочется там оказаться.

Ошибкой было шляться. Она вообще совершила много ошибок…

Сама толкнула дверь, не дожидаясь помощи охранника. Чувствуя, что головокружение вопреки логике только усиливается, вдохнула разом много условно свежего воздуха…

Сделала несколько шагов в сторону от стоящих рядом со входом посетителей. Вжалась ладонью в стену, чтобы обрести опору…

От переживаний замутило. Надо было хотя бы что-то съесть…

Ещё одна ошибка в тяжелом ожерелье на шее, которое сейчас так явно тянет её к земле…

— Заяц, ну почему ты постоянно сбегаешь?

После чего — приступ тошноты и откуда-то взявшаяся дрожь. Её бросает из жара в холод, когда сзади приближается человек. Без спросу касается — вдавливая свою руку в её поясницу.

Санте хочется ответить грубо: «В жопу зайца. И тебя тоже». Но язык — соучастник тела. Не хочет ворочаться.

Последнее, что она фиксирует более менее четко — это слабость в руках. Из одной всё же выскальзывает телефон, который всё это время продолжал жужжать. А вторая съезжает со стены. На коже остаются царапины. Мелькает мысль, что так недолго и вовсе осесть. А ещё, что это всё — неадекватная реакция на выпитый залпом коктейль, но развить её — без вариантов.

Сознание в тумане. Единственная поддержка — мужские руки.

* * *

Санта просыпается с чувством дикой жажды. Во рту — Сахара, возведенная в квадрат. Голова трещит так, будто она — колокол и кто-то с остервенением всю ночь долбил по бортам. В ушах на фоне писка частичная глухота. В теле — абсолютная слабость.

Где-то далеко-далеко она слышит телефонные вибрации. Знакомые. Они и будят.

Верхние веки будто пришиты к нижним. Каждая ресница весит тонну. Разлепить глаза сложно. А ещё сложно разогнать мыслительный процесс.

Предел её способностей сейчас — констатация очевидных фактов и исполнение собственных мелких поручений.

Кто она — понятно. Где — по ощущениям и запахам тоже. Что было вчера — нет. Но при попытке подумать об этом, голова отзывается острым приступом боли.

Наверное, не надо торопиться.

Телефон снова вибрирует. В отличие от прошлых трелей, это уже звонок. И его нужно взять.

Санта тянется рукой куда-то за спину. Шарит по постели, нащупывает…

Открыв один глаз, принимает, прижимает к уху…

— Алло…

Её голос звучит хрипло. С потрохами выдает, что только проснулась. Поверх физических гадких ощущений слоем ложится стыд. Ей мама звонит, а она…

Напилась вчера что ли?

Господи…