Иду на вы!

Вот завыли рога, с пленников сорвали одежду, по одному подводят к алтарю – широкой дубовой колоде. Здоровенный жрец с оголенными руками и косматой черной бородой оглушает жертву короткой дубиной, взрезает ей шейные жилы широким ножом – и кровь течет по желобу к ногам идола, разом вспыхивают погребальные костры с уложенными на них павшими воинами, блики огня полощутся в глазах жреца и выпуклых золоченых глазах Перуна. Глухо рокочут бубны и барабаны, скулят рожки, слышатся вопли сжигаемых заживо пленных и пленниц, кружатся в священном танце волхвы, кружатся и завывают под громкие хриплые выкрики главного жреца:

– О великий Перун, повелитель громов и молний! О гневный воитель, идущий впереди войска своего, карающий ворогов и сожигающий их своими стрелами! Приими жертвы наши, омочи в их крови персты свои, напои свои чресла их силой, шествуй и впредь впереди Руси, осеняя ея своими крылами! Устраши многия вороги ея, лиши их силы, отними у них зрение, низвергни их громами своими в глухоту и ужас! Притупи их копья и мечи, топоры и стрелы, преврати в прах их щиты и брони! Спали небесным огнем их жилища и нивы! Огради Русь от их алчности и злобы! О великий Сварог! Прими души павших воев своих, упокой их в жизни вечной и радостной…

Князь Святослав стоит впереди своей дружины, положив обе руки на рукоять боевого меча. Но думы его далеко отсюда: войску еще надо пройти длинный путь к южным пределам Хазарии, сравнять с землей тамошние города, предать огню нивы и села. Затем то же самое сделать и на западных границах. Надо спешить, потому что время – и лучший союзник и злейший враг его…

Последний пленник нашел свой конец на жертвенном алтаре и на погребальных кострах, и дружины приступили к тризне прощания с павшими соратниками. В золотые и серебряные кубки наливались вина и меды из царских погребов, жены и девы разносили меж кострами печеные круглые лепешки, вяленую рыбу, сыры и прочую снедь. Трижды наполнялись кубки, плескалось вино на все четыре стороны, чтобы души павших соратников могли вкусить его перед дальней дорогой во владения могучего Сварога.

Посреди воинского стана, обнесенного частоколом и рогатинами, как стоял так и стоит белый шатер каганбека. В нем, привязанный к опорному столбу железной цепью, лежит на коврике ручной барс, оставленный своим хозяином в поспешном бегстве. Перед его мордой нетронутая баранья ляжка. Животное прядет короткими ушами, поскуливает в тоске, принюхивается к наплывающим запахам, вздрагивает от резких звуков, прислушивается к незнакомому перебору звончатых струн. Это у костра, разведенного неподалеку от шатра, старый сказитель, сопровождающий Святослава во всех его прежних походах, тихо перебирает струны гуслей звончатых, подставив лицо небу, усеянному звездами, в ожидании своего часа.

Князь Святослав полулежит на войлочной попоне напротив, опершись на руку, время от времени пригубливает из золотого кубка густое вино. Вокруг ближние дружинники, князья союзных отрядов, воеводы и тысяцкие. В стороне догорают погребальные костры, ветер уносит дым и запахи горелого мяса в ночную степь.

Звуки струн становятся громче, им вторит бормотание певца-сказителя, сперва неуверенное и тихое, затем голос его крепнет, поблизости все умолкает, прислушиваясь, и вот полилась сказка будто бы сама собой, словно рождаясь из сияния звезд, запахов цветущей степи и осторожного потрескивания костра:

Шумят в поле ветры буйные,

Сварог-Небо со высот глядит

Звездами и ясным Месяцем.

Ходит Солнце-Хорс путем своим,

Моет лик зарей кровавою,

Зрит внизу он диво дивное,

Диво се есть войско русское,

Войско князя Святославова.

Веслами оно несчетными

Замутило воды быстрые,

Лодьями пурпурокрылыми

Их покрыло, будто тучами,

Пред стеною белокаменной,

Пред стеной Итиля-города,

Царствия царя козарского.

И не знал царь и не ведывал,

Что во стольном граде Киеве

Народился богатырь могуч

На погибель его царствия.

Как молонья в черном облаке,

Сила сильная копилася,

Чтобы пасть огнем сжигающим

На хоромы белокаменны,

Карою царю за прошлые

За обиды и нечестия,

Что творил он в землях Русскиих.