Читаем Иду на вы полностью

- Еще бы! – с завистью покосился на его шубу и сапоги Славко. - В такой одёже тут до весны просидеть можно!

Звенислав, понемногу приходя в себя, слегка успокоился, а когда понял, что ничто ему тут не угрожает, решил даже взять свой верх над этим насмешливым, наглым смердом.

- Да у меня таких тулупов, знаешь сколько? – горделиво приосанившись, спросил он, и сам же ответил: - Больше, чем пальцев на твоих руках! А шуб и сапожек – и того больше!

Он, видно, перешел на свою самую излюбленную тему, и готов был продолжать это перечисление до вечера.

Но Славко больше всего на свете не любил, когда эти богатые, в городах-крепостях отсидевшись, перед ними, нищими, терпящими бедствия от половцев, добром своим хвастают.

К тому же ему давно пора было быть дома. Вспомнив про деда Завида, про плетку, он разом поскучнел и отмахнулся:

- Ну, и считай их, пока за тобой вернутся! А я пошел!

4

- Ой! – невольно вырвалось у Звенислава.

Скрипя снегом, Славко продолжил, было, прерванный знакомством с купеческим сыном путь. Но тот вдруг внезапно с испугом окликнул его:

- Эй, ты куда? Постой!

Столько страха и отчаяния прозвучало в этом голосе, что Славко невольно приостановился:

- Ну, чего там еще? – недовольно спросил он.

- А… если не вернутся?

- Чего-о?

Славко оглянулся и, словно впервые посмотрел на Звенислава.

Ничего не скажешь, одет он, действительно, был, как добрый молодец в сказке. Если бы не сказал, что из купеческого рода, то можно было спутать с самым, что ни на есть, княжичем! И про то, что таких шуб, шапок и сапог у него великое множество, сказал, видать, не для красного словца.

И озорная мысль вдруг пришла в голову Славке.

Думая: «Так я и поверил, чтоб за купеческим сыном, да не вернулись! А вот чтоб он своим богатством поменьше хвастал… Да и мне б заодно приодеться не мешало…» - он вернулся к стогу и уже вслух уточнил:

- Не вернутся, говоришь?

- Ну, да! - жалобно глядя на него, закивал Звенислав.

Несколько мгновений Славко боролся с собой: правильно ли он делает, или нет. Наконец решил, что нет ничего худого в том, если тот, у кого есть все, поделится с тем, у кого ничего нет, и с деланным испугом покачал головой:

- У-у! Тогда плохи твои дела!

- Почему? – не на шутку встревожился Звенислав.

- Да понимаешь, одет ты уж слишком богато…

- И что ж в том плохого?

- Да нет, ничего! – поспешно согласился Славко, делая вид, что успокаивает купеческого сына, но на самом деле только пугая его. - В стольном граде Киеве да Великом Новагороде, может, это и хорошо! А у нас тут много лихих людей по дорогам бродит.

- Ой! – вырвалось невольно у Звенислава.

А Славко все продолжал, нагоняя голосом и жестами страху:

- С кистенем, топором за поясом… До таких, как ты, одетых, охочие!

- Ой-ой!!

- Такие, что и «ой!» сказать не успеешь! А от них Бог спасет, так к половцам в плен попадешь!

Славко ожидал, что упоминание о половцах окончательно добьет Звенислава, но оно наоборот неожиданно вызвало в нем надежду.

- Ну, у этих меня отец выкупит - я ему грамотку напишу! – с легким небрежением махнул он рукой.

Надо было срочно выправлять положение. И Славко быстро смекнул, что нужно делать.

- Как! - с нарочитым ужасом переспросил он. - Ты еще - и писать умеешь?!

- А то! Еще как!

Вот напасть!

Услышав это, Славко даже про свою главную цель позабыл. Ах, как ему всегда мечталось научиться грамоте… И он, с самым живым интересом, почти с мольбой, попросил:

- Покажи!

Звенислав с удивлением покосился на него и, подняв палку, с готовностью принялся водить ей по снегу:

- Вот – аз, буки, веди…

«Аз, буки, веди…» - словно молитву, повторил про себя Славко и с досадой шепнул: - «Эх, будь у нас больше времени, я бы так и всю азбуку выучил!»

- Что ты сказал? – не понял Звенислав.

- Я говорю, что тогда тебе никакой выкуп не поможет! – спохватившись, поправился Славко.

- Это еще почему?

- А потому что того, кто считать да писать умеет, разбойники, через торговцев живым товаром, в Царьград продают! А оттуда в такие страны - где не то, что у нас, на Руси. Там, говорят, рабов совсем за людей не считают!

- Пропал, совсем пропал! Что же мне теперь делать? – простонал Звенислав и с надеждой посмотрел на Славку: - Слушай, Славко! А если мне никому не говорить, что я читать-писать умею? И в какую-нибудь другую одежду переодеться, попроще, а?

- Ха! Что тебе здесь – торжище? – усмехнулся Славко. - Где ты другую одёжу в лесу найдешь?

Звенислав тоже, очевидно имел свою думку и поэтому, как бы случайно, обойдя вокруг Славки, указал на него пальцем:

- А вот - хотя бы твою!

«Ну, наконец-то!» - торжествуя, с облегчением выдохнул про себя Славко, а вслух с возмущением сказал:

- Ишь! Чего захотел - мою! Умный какой! А я что тогда – замерзать, по-твоему, должен?

- Зачем? Мы – поменяемся! – предложил Звенислав.

- Да ты что, парень, - с деланной обидой - мол, разве такими вещами шутят - возмутился Славко. - Разве моя одежонка - ровня твоей?

Он поднял руки, разглядывая свои рукава, затем покосился на обувь и, как бы оценивающе осмотрев сам себя со стороны, вздохнул:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза