Читаем Иду на вы полностью

- Эка, они его… - покачал головой Славко, кивая на бок и на грудь гонца: - Смотри - и здесь порезан, и тут…

- Глянь, стрела из груди торчит!

- Не трогай ее - а то он сразу кровью изойдет!

Звенислав растерянно посмотрел на гонца, на Славку:

- Что же нам тогда делать?

- Как что? Кровь остановить, да раны перевязать! – деловито отозвался тот и приказал: - Что сидишь? Рви на части исподнюю одежду!

- Чью? – не понял купеческий сын.

- Мою, которая на тебе осталась! – теряя терпение, прикрикнул на него Славко. - Да живее! А я ее на раны - вот так… сюда, а теперь туда… так… так!

Быстро и умело он принялся перевязывать гонца, который продолжал бормотать:

- Наказываем тебе, князь…. м-ммм…

- Что это с ним? Бредит? – зябко передернул плечами Звенислав.

- Нет, это не бред! – закончив, наконец, свою работу, прислушался Славко.

- А что же?

- Как что? Это ж – гонец?

- Ну и что? – продолжал недоумевать Звенислав.

- А то, что гонцы всю дорогу грамоту твердят, чтоб ее наизусть помнить!

- Зачем?

- Зачем-зачем… - проворчал, теряя терпение Славко. - Чтобы на словах передать, если вдруг грамоту истеряют!

- Это хорошо, значит, передаст теперь на словах! – примирительно заметил Звенислав.

- Да? – язвительно оборвал его Славко. – А сама грамота к половцам уедет? Слыхал, что в ней сказано? «Хранить в великой тайне!»

- «В тайне…» М-ммм! Пи-ить… - словно услышав его, подал голос гонец.

- Сейчас, родимый, сейчас!

Славко поспешно вылез из стога, набрал полную горсть снега, подышал на него и, вернувшись, стал выдавливать оттаивающие капли в слегка приоткрытый рот гонца.

- Пьет! Как же это он такую важную грамоту не уберег?

- А что он мог поделать? Видал, сколько на него половцев налетело!

- Да уж, как не видать… Все видел!

- Ждали они его тут! – вздохнул Звенислав. - Из-за этой самой грамоты ждали! Я пока в стогу сидел, слышал, как хан с кем-то из своих переговаривался. Они так рядом стояли, что я чуть не умер от страха!

- И о чем же они говорили?

- Да какой-то князь-изгой выдал половцам тайну этого нашего похода! Вот они примчались сюда, чтобы проверить, правда ли это… Нарочно сделали вид, что совершили набег и ушли!

- Теперь все ясно! Теперь мне понятно, почему этот набег сразу таким странным показался! – задумчиво произнес Славко. - А ты тоже хорош! – накинулся он на Звенислава. – Что – трудно было предупредить его?

- Как? – удивился тот. - Я сам тут сидел и дрожал!

Славко смерил его уничтожающим взглядом и процедил сквозь зубы:

- Трус ты!

- Да, трус! – неожиданно согласился Звенислав.

            Наступило неловкое молчание, которое не решались прервать ни один, ни другой.

Наконец, Славко, поразмыслив, с неожиданным уважением отметил, что не часто даже самый смелый человек сам признается в своей минутной слабости, да еще такой, как трусость, и решил прийти на выручку купеческому сыну:

            - Ладно, ты такое пережил, что немудрено испугаться. Это и у других, даже самых сильных и смелых бывает! – успокаивающе сказал он Звениславу.

Но тот и не подумал принимать руку помощи:

- У других бывает. А у меня всегда! – с горечью отозвался он и, едва не плача от собственного бессилия, добавил: - И, сколько себя помню, я всегда был таким. Думаешь, мне самому это нравится? А поделать с собой ничего не могу! Как только захочу смелым стать, так сразу же… ой!

- Ну что там на этот раз? – поморщился Славко.

«Ну, прямо и смех и грех с этим купеческим сыном».

А тот наклонился к нему и беспомощно прошептал:

- К-кажется, он меня тронул!

- Эх, ты, - засмеялся Славко. - Это же он начал в себя приходить!

- Точно, шарит руками везде… - взглянув на гонца, подтвердил Звенислав. - Ой-ой, вот - опять!

- Да нужен ты ему больно! Это он - грамоту ищет!

- Смотри, смотри, глаза открыл, осматривается, нас увидал… ой!

Гонец, в котором, после того, как Славко отер с его лица кровь, только теперь можно было признать Доброгнева, с трудом огляделся по сторонам и слабым голосом прошептал:

- Где я? Кто… вы? Сумка моя… грамота – где?!

- Мы – свои, русские! – подавшись к нему, горячо зачастил Славко. - Рядом весь, мы тебя сейчас туда перенесем, там тебя быстро вылечат! А грамота… грамоту половцы увезли!

- Половцы, засада… я думал, мне только пригрезилось, а это выходит – правда?!… еще сильней, чем от боли, сморщился Доброгнев.

- Не кори себя – я видел, как ты отбивался! – тихо сказал ему Славко.

- И я… слышал! – чуть запнувшись, добавил Звенислав.

Доброгнев посмотрел на одного отрока, на другого и с горечью усмехнулся:

- Какая польза от того, если грамота у половцев! Где они теперь? М-мм-м!

- Славко! – встревожено предупредил Звенислав, заметив попытку гонца привстать. - Он встает!

- Вижу! - кивнул Славко и, посмотрев на Доброгнева, строго сказал: - Лежи, гонец, тебе нельзя двигаться! – и еще строже наказал Звениславу: - А ты присмотри за ним. Сейчас я все разузнаю…

Славко вылез из стога, взбежал на ближащий пригорок, прислушался, принюхался, вгляделся вдаль до самых слез, и, вернувшись, присел на корточках рядом с Доброгневом.

- И как только можно ходить в таком тулупе? – тяжело дыша, пожаловался он. - Это же не рукава – а печные трубы!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза