В лютый мороз гаичка часто залетает ко мне в избушку. Сядет на полку с посудой, затаится, как будто ее и нет. Но обычно уже на другой день осваивается. Ест и пьет чуть ли не из рук и, кажется, совсем привыкла. А чего не привыкнуть? Тепло, уютно, еды сколько хочешь. Но стоит наступить хоть маленькой оттепели, как гостья бьется об оконце и просится на волю.
Поползень своим видом немного напоминает дятла. Плотно сбитый, с длинным крепким клювом, коротким хвостом и сильными цепкими ногами. Спинка поползня окрашена в голубовато-серый цвет, через глаз к затылку проходит черная полоска — уздечка, крылья и хвост черно-бурые. Как настоящий акробат, бегает он по стволу то вверх, то вниз головой и долбит кору тонким клювом, не забывая время от времени перемолвиться с синичками. «Сит-сит-тлип-тлип-тлип» — звенит в тайге его голосок. Кстати, поползень — единственная из наших птиц, умеющая передвигаться по стволам деревьев вниз головой. При этом он совершенно не помогает себе ни хвостом, ни крыльями.
«Та-та-та-та» — выбивает он четкую дробь и, отшвырнув в сторону кусочек коры, ловко подхватывает зазимовавшего там короеда. Проглотил, спустился вниз на несколько шажков, и снова «та-та-та-та…»
Меня уверяли, что синички держатся возле поползня, потому что собирают объедки с его стола. Но сколько я ни наблюдал за этими дружными стайками, ничего подобного не замечал. Синицы добывают еду вполне самостоятельно и ничуть от поползня не зависят.
Скорее всего в таком сообществе им легче оберегаться. Ведь в любую минуту из-за деревьев может показаться ястреб перепелятник, ястребиная сова или другой хищник.
Интересно, почему в этой стайке поползень всегда только один, а синичек несколько? Наверное, потому что поползни соперничают между собой, к синицам же относятся более или менее терпимо. А может, причина в чем-то другом?
Птицы оголодали. Всю пургу они провели в тесных дуплах и теперь с азартом добывают еду. Вот поползень винтом проскочил до самого корня, выудил из-под коры тонконогого комара, затем вспорхнул, пролетел через поляну и сел на другое дерево.
Занятые вкусными лиственничными семенами, синички поотстали, но вскоре переместились к новой столовой. Теперь они заинтересовались похожим на лосиный рог полусгнившим суком. Облепили его и так заработали клювиками, что снег под лиственницей пожелтел от трухи.
«Твит-твит-твит? Живы-здоровы?» — между делом спросил их поползень, закусывая жирной личинкой. «Ци-ци-ци» — дружно ответили гаички. Все, мол, здесь, и все хорошо.
Интересно все-таки, почему синицы и поползень держатся в одной стайке?
В феврале и птице и зверю голодно. Спрятались под снег голубика и брусника, ушли под белое одеяло травы, мхи и лишайники. Только ива, оставшись открытой всем ветрам и морозам, щедро угощает своих почитателей. Белая куропатка скусывает за день до двух тысяч пятисот тонких веточек ивы. Если эти веточки выложить в одну линию, то она протянется на двадцать метров.
Лось за это же время съедает десять — пятнадцать килограммов веток, а наевшись, ложится в ивняке отдыхать.
Любят лакомиться корой ивы заяц-беляк, пищуха и полевка. Не отказываются от ивы и северные олени. К концу зимы нет кустика с нетронутой веточкой, нет веточки с нетронутой почкой. Другое растение от такого «внимания» зачахло бы, а ива перелетует, залечит ранки и, глядишь, к следующей зиме станет еще пушистей, еще щедрее.
Два дня шел снег. Необыкновенно крупные снежинки с убаюкивающим шорохом садились на сопки, кусты, деревья. Проложенная в частом лиственничнике дорога стала похожа на неширокую реку, а сама река до удивления напоминала дорогу.
Люблю стоять под таким снегопадом. Задерешь голову к небу и смотришь, как наплывают на тебя одна за другой частые снежинки. И вот уже снежинки стоят на месте, а сам ты стремительно несешься сквозь их дивный хоровод куда-то далеко-далеко, к самым звездам.
На иву у реки навалило сугроб снега, и она согнулась почти до земли. Кажется, большой белый зверь душит задремавшее деревце, а оно силится проснуться и никак не может.
К вечеру снегопад прекратился, и тотчас в вершине дерева шумнул невесть откуда взявшийся гуляка-ветер. Он налетел на иву, качнул ее широким крылом, и деревце, проснувшись, разом сбросило с себя снег. Словно любуясь содеянным, ветер на мгновение затих, но тут же налетел на иву еще раз и, сорвав с ее вершины чудом державшийся последний листочек, помчался прочь.
Деревце возмущенно всплеснуло тонкими ветками, а озорной ветер уже катил свою добычу по сугробам. Листок подпрыгивал и звенел, словно золотая копеечка…
В первый же год своей жизни на Колыме я попал в снежную лавину. Погнавшись за зайцем, который задумал устроить дневку чуть ли не на вершине сопки, я вместе с сорвавшимся вниз снежным полем покатился в глубокий распадок. Хорошо, на полпути прямо передо мною вынырнули какие-то зеленые ветки и я успел ухватиться за них.