Иду по тайге

На лапках гуляющей вдоль полыньи оляпки намерзли ледышки-шарики. Бегает она по припаю и выстукивает ими, как кастаньетами: «чок-чок-чок». Но оляпке что? Полынья теплая, глубокая. На самое дно нырнет — льдинки и растают. А есть захочет — поймает личинку или маленькую рыбку, уже и наелась. Сытому мороз не страшен. И ночует у реки. Вода подо льдом упала, и получился маленький грот. Чем не спальня?

Под скалой желтеют кусты вейника. Здесь птичья столовая. Прилетела чечетка к скале, уронила колосочек на снег и принялась вылущивать зернышки. А чтобы не так мерзнуть, опустила крылышки, хвостик поджала, голову наклонила. Из клювика у нее тепло идет и остается под перышками. Сама из себя шалашик построила. Хоть не очень тепло, а терпеть можно.

Горностай вышел на охоту рано. Увидел распушившуюся чечетку и сразу в снег нырнул. Снег мягкий, словно пух. Минуты не прошло, а зверек уже под чечеткой. Еще миг, и… К счастью, птичка успела вылущить колосок и как раз взлетела. Горностай аж цыркнул от злости.

Но не всем птичкам так везет. Рядом с колосочком разбросаны серые перышки синички-гаички. Так что не одни птицы у зарослей вейника столуются.

Недалеко от распевающей у полыньи оляпки остановилась лиса. Стоит и смотрит обиженно. Может, из-за того, что оляпка каждый день ест рыбу, а она нет?

Следом за лисой явились три гаички. Подождали на лиственнице, когда патрикеевна насмотрится на оляпку, и полетели следом.

Вот новость! Синицы с лисой компанию водят. Понятно, когда они летают за поползнем или дятлом. Там хоть оброненных личинок подберут. А здесь?

Лиса поднялась на откос и вдруг, взвившись рыжей волной, упала на снег. Через мгновение стоит у лунки и держит в зубах полевку. Большую, серую. С одной стороны полевкина голова выглядывает, с другой торчит короткий подергивающийся хвост. Лиса ее давнула и сразу же проглотила. Лишь несколько капелек крови упало на снег. Эти-то капельки и привлекли синичек. Лиса в сторону, они тут как тут — клюют капельки. У выглядывающего из-под снега камня лиса остановилась и, по-собачьи задрав ногу, поставила мочевую точку. Моя, мол, речка, и нечего другим лисицам здесь охотиться. Синички и возле камня присели и поклевали желтого снега: у них сейчас белковое голодание.

А горностай от вейника направился к темнеющей под обрывом коряге. Нырнул под нее и скоро показался с яичком в зубах. Здесь у горностая кладовая. Он с осени устроил вдоль реки небольшие склады. Там хариуса спрятал, в другое место землеройку, здесь вот два яичка дрозда. Разгрыз, съел и, облизнувшись, ускакал по откосу.

Сразу же за скалой небольшая лощина. Сверху она заросла пышным стлаником и небольшими лиственницами, снизу — ивами. Одно деревце забралось в сочащийся из лощины родничок, и его ветки покрылись кристаллами инея. Весь снег под ним усыпан темными пятнышками. Это застывший помет мелких птичек. Видно, собирались здесь чечетки да синицы много раз. Но зачем? Еды в лощине никакой. Может, спали? Так место не самое уютное. И сквозняк вдоль речки, и ветки такие, что не спрячешься.

Только в сторону отошел, сразу же стайка чечеток на иву опустилась. Расселись, немного поцыкали и притихли. Кажется, и на самом деле устроились спать. А чечетки немного подремали и вдруг одна за другой посыпались в снег. Оказывается, родничок вырыл под берегом пещеру и устроил птичкам небольшую спаленку. Вода в ней по полу струится и все помещение согревает. Даже парок из дырочки, в которую птицы нырнули, струится. Словно гном топит свою избушку. Сидят чечетки на ивовых корнях, глаза прикрыли. Тепло, уютно.

Спокойной ночи, птички-малышки!

Горка

Еще день назад в тайге было сто дорог. По тальникам заячьи тропы и лосиные наброды, в лиственничниках беличьи поскоки и соболиные двухчетки, на реке лисьи строчки, горностаевы перескоки, извилистые канавки выдр и словно рассыпанный рядочком бисер — следы маленьких мышиных лап. Ночью поднялась метель и в один мах загладила все звериные пути-дорожки.

Случись такое у людей, сразу же нагнали бы разных машин, взяли в руки лопаты, глядишь, к обеду — снова кати куда хочешь.

Звери же не торопятся. Сейчас любой след свежий. Чуть проскочил, и пожалуйста — всякому понятно, где тебя искать. Не лучше ли затаиться да подождать, когда на это отважится кто другой? Сидят и выжидают. Есть хочется, но терпят.

А что, если помочь зверям проложить первую дорожку? Ведь бегают же по моему следу белки, соболи, зайцы и даже лоси. Никогда не думал, что оставленные узкими лыжами канавки могут приглянуться лосям. Ноги-то у них какие! До того длинные — кажется, любой снег нипочем. Шаг сделал — и три метра прошел. Так нет же, выберутся на лыжню и месят ее, словно другой дороги им нет. А олени выстраиваются на лыжне в длинную цепочку и маршируют, ступая след в след. Один раз прошли — вся лыжня в глубоких колдобинах, того гляди ногу сломаешь. Приходится сворачивать и торить новую лыжню…