— Я всё сделаю, я что угодно… всё… Во имя пяти стихий, ради Гиллены, пожалуйста! Возьми меня к себе!
Такая дикая, отчаянная надежда, безумная решимость человека, которому нечего терять, — в глазах десятилетнего мальчишки — это жутко. Но в старом доме у озера видели всякое.
— Ты мне не нужен, — равнодушно сказала Кхад.
— Н-не нужен?.. Но… но… но я же умру тогда! Я же не протяну зиму…
— Потому и не нужен, дурень, — снисходительно сказала Кошка. — Ты даже себя прокормить не тянешь. Кхад не кормит никчёмных.
— Никчёмных? — мальчишка, часто моргая, оглядывался, переводил слезящиеся глаза с одного равнодушного лица на другое. Некоторые продолжали жевать, не глядя на заморыша с дрожащими губами. — Ты меня прогонишь?.. — обрёченно спросил он, снова остановив взгляд на ведьме.
— Нет. (Чтобы он раззвонил по всей столице, где найти Зеленоглазую Ведьму? Такой глупости ей и в голову прийти не могло.) Кто сказал тебе, где меня найти?
— Никто не сказал, — буркнул мальчишка, нервничая под тяжестью изумрудного взгляда. — Я сам. Ну, следом шел. От казармы.
— Брехня! — вскинулась Кошка, лично следившая, чтобы не было хвоста. — Будь ты сам Килре, и то не мог так красться, чтоб никто не просёк!
Кхад остановила её жестом и уже заинтересованно оглядела гостя
— Что ты видел около казармы?
— Видел, что двое влезли на стену и ножи кинули. Я остановился, чтоб меня не видели, и стоял, а потом ты, Кхадера, вот этот, те двое и ещё — вот (он безошибочно тыкал пальцем в тех, кто действительно были возле казармы)… и ещё трое, их здеся нету, — вы полезли за стену. Потом тихо было, а потом кто-то кричал, а ещё потом вы все вернулись, и ещё одна была, которой сначала не было. И вы пошли сюда, а я тоже, потому как мне уже всё равно, а если ты меня к себе возьмёшь, то я не помру зимой.
— Да брешет он! — неуверенно воскликнула Кошка. — Ну как, во имя Лишённого Памяти он разглядел лица? Темень же!
— Я ночью вижу, — обиделся он. — Я сперва думал, так все видят, а в самом деле — не все.
— Ты отлично прячешься, заморыш, если я ничего не заметила, — Кхад ожгла мальчишку взглядом. — Но этого маловато, чтобы я сочла тебя полезным.
— Ты, чай и на рынке воровать не сможешь! — презрительно сказал Умник, единственный из всей компании воровать не умевший.
— Нет, наверно. Меня ловят вечно…
Умник фыркнул.
— Я ножики кидать умею… — тихо сказал мальчишка, едва сдерживая слезы. — Как вот они, — он ткнул пальцем в сторону близнецов. На этот раз фырканье было громче и исходило не только от Умника.
— Как они? — скептически хмыкнула Кхад, подытоживая общее мнение. — А убить одним ударом сможешь?
— У-убить?.. — вздрогнул заморыш. — З-зачем?.
— Затем. Из живого сделать труп. Это называется "убить". Так сможешь — одним броском?
— Н-не знаю. Как же это?.. Я не… не знаю… Как это?..
— Так. Метни нож в меня.
Гость остолбенел, а Кхад усмехнулась даже не презрительно, а брезгливо.
— Каким бы метким ты ни был, меня не достанешь. Давай, покажи: способен ты хоть на что-то?
Мальчик побледнел, сжал губы, борясь с сильным желанием зажмуриться, и метнул нож — быстрым, почти неуловимым движением: пустая рука, и вдруг нож сверкнул в полете — и завяз в воздухе, на расстоянии в ладонь от горла ведьмы.
— Пойдёт, — снисходительно сказала она, обходя нож и беря его в руку. — Убийца из тебя получится.
Если у него и были возражения, то они остались невысказанными. Ещё возле казармы, придумав последовать за Кхад и её людьми, он решил, что у него нет выбора — сам себя лишил возможности выбирать.
— Близнецы, берёте заморыша. Тисса, ты им тоже займешься. Мои люди не должны выглядеть, будто драные воробьи. Ужинаем!
Быстро темнело. Главная комната старого дома понемногу заполнялась людьми. Света было немного — от двух факелов и искрящего камина. Голодные и мокрые подчиненные Кхадеры возвращались из раскисшей осенней столицы, садились к столу и предъявляли результаты дневного промысла. Еды (и не только еды) на столе прибавлялось по мере прибытия новых добытчиков.
Дело шло к полуночи. Кхад скользнула взглядом по лицам сидящих. Все здесь? Кхади ждали, когда, наконец, начнется ужин, переговариваясь и смеясь.
— Где Тисса? — Кхад ни к кому конкретно не обращалась, но заёрзал на лавке вполне конкретный парень. На две головы выше ведьмы, жилистый парень по кличке Наркаф [кулак, ст.и.].
— Замели её, — неохотно сказал Наркаф. Ведьма молчала. — Утром. Клянусь пятью стихиями, я не знаю, что эта дура натворила! Я чуть отвернулся — спасите, Вечные: её уже ведут, забери её Верго! Раздави небо этих вонючих рыбаков ["рыбами" (чаще "подводниками") в Старой Империи называли людей вне закона. "Рыбаки", соответственно — городская стража]! Но их трое было, ну, Кхад, что я мог сделать?..
— Даже полный идиот догадался бы хоть сказать раньше, — холодно заметила Кхадера. — Что случилось, куда её увели, зачем?
От изумрудных глаз тянуло холодом, и тихо-тихо стало в доме, так что затрещавшая свеча заставила Наркафа дернуться, и скрип его штанов по лавке прозвучал оглушительно.
— Просто сбежал, бросив напарницу, — заключила Кхад.