– Спасибо за бескозырку. Прими почётную тюбетейку.
Москва в радиокомитете работает, последние известия сообщает. Услышишь «Говорит Москва», – знай, моя дочка говорит. Одну правду говорит. За десять лет только раз соврала – погоду перепутала.
Ленинград по моей дорожке пошел, кузнецом стал. Недавно мотор выковал – 500 тысяч лошадиных сил, а, перевести на ишачьи силы, сколько миллионов будет?
Конотоп – малым был – драчунов разнимал. Вырос – дипломатом стал, на конференциях выступает, целые страны мирит.
У детей радость – я счастлив, у них беда – мне горе. Ведь если один палец ударить – всей руке больно.
Одесса, какая красавица, до сих пор замуж не вышла. Не может себе города по душе найти – то внешность не нравится, то климат не подходит. Я говорю:
– Не верти носом, посмотри на Ригу: вышла за Кривой Рог, и оба счастливы.
Лягушке свой головастик лебедем кажется. Для меня – мои дети лучшие на свете. Одно плохо – никак собрать всех вместе не могу.
Ум говорит:
– Выпущенную стрелу назад не вернёшь.
А сердце спорит:
– Солнце уходит вечером, а утром возвращается.
Ночью я не сплю, вспоминаю, как мы из одной пиалы пили, у одного огня грелись, одним небом укрывались.
Я не сплю, и шайтан не спит, землю трясет. Загрохотало вокруг, словно тысяча кузнецов вместе ударили. Небо упало, рухнул дом, смерть моя пришла.
– Где вы, дети мои? Почему не идёте на помощь? Видно, не суждено мне вас увидеть…
Больше ничего не помню.
Открыл глаза на том свете. Лежу в раю, надо мной Аллах стоит.
– Здравствуй, – говорит, – папа Ташкент.
Смотрю: рай – это райбольница, а Аллах – это мой сын Киев в белом халате.
– Тебя, – говорит, – отец, балка по голове маленько стукнула. На два сантиметра ум за разум зашёл. Я тебе его уже выправил.
Осла подковывают, а он лягается. Зря я детей ругал, не забыли они меня.
Москва всем республикам про землетрясение каждый час по радио говорила. У меня толчок, вся страна вздрагивает.
Орёл показал себя львом, а Львов орлом: первыми услыхали о несчастье, первыми прилетели, первыми еду-питьё привезли.
Пинск меня из развалин вытащил, а Минск в больницу отвёз.
Пока я там лежал, лекарствами лакомился, Ленинград и Таллин мне дом построили под самые небеса.
Сверху весь город, как на ладони. Родная земля – золотая колыбель. Вся семья собралась на новоселье. Подарки принесли. Приёмник «Рига», телевизор «Карпаты», холодильник «Днепр». Такой большой, что в жару там человек жить может.
Дети пришли с жёнами, жёны детей привели. Там, где много детей, не бывает тесно. Кишинёв поёт «Наманганские яблочки», Одесса танцует молдовеняску, Таллин выводит: «Москва моя, страна моя, ты самая любимая», а я пляшу гопак.
Соседи прибежали:
– Караул! Снова землетрясение?
– Какое трясение? Просто большой праздник.
Соседи обрадовались, стали петь-плясать с нами.
Хорошее вино прибавляет веселья, хорошее слово – разума.
Мой сын Конотоп из Нью-Йорка прибыл, чтобы речь произнести.
– Леди и джентльмены, – сказал он, – от имени Организации Объединенных Наций предлагаю выпить за здоровье моего отца, мудрого и доброго кузнеца нашей большой семьи!
Все выпили, а я заплакал.
– Юноша перед смертью мечтает увидеть любимую. Старик перед смертью хочет увидеть детей. Спасибо, что вы не оставили меня в трудную минуту. Я увидел ваши весёлые лица, услышал ваши звонкие голоса, пожал ваши сильные руки – и теперь могу умереть спокойно.
Дети закричали:
– Нет! Не надо! Не умирай! Живи ещё сто лет!
Тут Ленинград позвонил в колокольчик:
– Зачем кричать? Будем голосовать. Есть два предложения. Кто за «умереть спокойно»? Один человек. Кто за «ещё сто лет»?.. Все!.. Живи, папа!
Пришлось подчиниться большинству.
Я не знаю, проживу ли ещё сто лет, но знаю твёрдо: любое золото – не богатство, любые брильянты – не богатство, любые деньги – не богатство, а вот дружная семья – это большое богатство!
Застольные стихи