— Меня никогда не вернут домой? — спросил я, уже заранее догадываясь, каким будет ответ, и одновременно ощущая некую слепую надежду, сродни той, что испытывает приговоренный к смерти даже в последние часы перед казнью. Голос у меня задрожал.
— Э-э, дорогой, ну сам подумай: как же тебя теперь можно вернуть домой? — с мягкой укоризной спросил Майсурадзе. — Ты ведь уже столько знаешь!
— Я ничего… — начал было я.
— Знаешь, знаешь, — фыркнул Майсурадзе. — Главное, знаешь, что мы есть. И не говори только, что ничего никому не скажешь. Конечно, не скажешь, потому что домой больше не попадешь. — Его глаза вдруг вонзились мне в лицо как стальные буравчики.
Я опустил взгляд, чувствуя предательскую тошноту, нахлынувшую вдруг снизу живота.
— И что же теперь? — с трудом нашел в себе силы спросить я.
Видимо, вид у меня был особенно жалкий (хотя в моем тогдашнем положении у всякого был бы жалкий вид), и Майсурадзе сочувственно похлопал меня по плечу:
— Да ты не бойся — убивать тебя не будут. Будешь служить Великой Хэолике, как я, например. Парень ты, вижу, умный, не хиляк, так что быстро продвинешься. Из наших миров люди быстро продвигаются, не то что всякие дикие дубари, которые думают, что в моторе черти сидят, оттого он и крутится. Я вот, когда сам сюда попал… тоже сперва было очень плохо, а теперь большой начальник. Да, — вздохнул он, — было дело: сунулся куда не надо — любопытно мне стало очень, ну и погубило любопытство кошку. — Он саркастически улыбнулся и покачал головой.
Майсурадзе вытащил из несгораемого шкафа бутылку «Стрелецкой», пару вычурных хрустальных фужеров с золотыми вензелями в форме львов, плеснул в них на два пальца и пододвинул мне:
— На вот, выпей.
Я осушил стакан, почти не почувствовав вкуса водки.
— Только не вздумай отказываться или упираться, — вновь посуровел он. — А то лет пять назад один наш с тобой земляк уперся… Убить тебя, конечно, тоже не убьют: люди — они, знаешь, тоже чего-то стоят. Но как бы потом не пожалеть, что жив остался. Отправят тебя в такие места… — Не договорив, он махнул рукой. — Ну ладно. Если тебе все объяснять, то нужно час-два говорить — самое меньшее. А у меня ни времени нет, да и не нужно это. Лучше, когда человек все сам узнает да поймет, что к чему…
Он нажал кнопку звонка, и в дверях появился приведший меня сюда молодой моряк.
— Давай займись этим товарищем. Ну, ты знаешь, что и как. И чтоб было все как надо — это мой земляк почти, так что не обижать его там… Ну, давай иди, — бросил он мне. — Понимаю, неудача, конечно, с тобой получилась, но могло быть и хуже. Сперва тебе тут покажется кисло, потом привыкнешь. Человек и не к такому привыкает. И вот еще что, — бросил он напоследок. — Постарайся поменьше вспоминать о прошлом — легче будет. Все, ступай.
— Повезло тебе, дружище, — произнес моряк, когда мы шли полутемными коридорами пакгауза. — Тебя к себе сам капитан Ятэр берет!
— А откуда вы русский язык знаете? — задал я давно мучивший меня вопрос, решив отложить на потом выяснение того, кто такой Ятэр и почему мне повезло.
Он с недоумением уставился на меня, потом хлопнул себя по лбу:
— А, ну да, тебе ж еще лингвестр не вшили…
Я не понял, о чем речь, но переспрашивать на всякий случай тоже не стал.
Внутри ангара сновали по своим делам немало разнообразно одетых субъектов.
С двух сторон вверх на четыре этажа уходили огражденные хилым бордюрчиком с резными балясинами галереи, куда выходило множество дверей, а внизу тянулись ворота складов.
Нам пришлось посторониться — по проходу, дымя, прокатился дряхлый автопогрузчик, тащивший деревянный контейнер с латинскими надписями.
Мы поднялись по узкой крутой лестнице на второй этаж и вошли в длинный узкий кабинет, где за массивным, вычурной работы столом красного дерева, которому самое место было в каюте какого-нибудь фрегата или галеона, сидел седой как лунь морщинистый старик в синем камзоле с кружевами, обтягивающих штанах и остроносых туфлях с золотыми пряжками. Довершал его облик крест какого-то ордена на пышном воротнике.
Он высокомерно оглядел меня и углубился в бумаги на некоторое время.
— Я четвертый вице-командор Джозеф Мур, — соизволил он вновь обратить на меня внимание. — Между прочим, барон Мур. По милости Великой Хэолики вынужден заниматься такими, как ты. Вопрос первый: ты на компьютере работать умеешь?
— Умею, — ответил я. Неуместность слова «компьютер» в устах средневекового старикашки меня не зацепила — было не до того.
— Так, — заинтересовался хозяин кабинета, — и что же ты умеешь делать? Программируешь, ремонтируешь, собираешь?
— Нет, просто… по клавиатуре барабаню, — ответил я, мельком пожалев о том, что когда-то проигнорировал компьютерные курсы.