Идущие впереди века

Место высадки партии – Балашиха, – маленькая, на нес-колько домиков деревушка. Тайга окружает ее так густо, что местами вторгается на огороды. Население летом ловит рыбу, зимой занимается охотничьим промыслом, так что пристройки к домам незначительные – коровник, амбарчик, да легкий навес для несложного рыбачьего инвентаря, – вот и все. Под таким-то навесом складывается все имущество и снова покрывается брезентом. Лошадей привязывают за изгородью, так, чтобы они могли пастись и в то же время никуда не ушли.

Василий Тимофеевич приглашает всех в избу, кормит ухой, а потом распределяет на ночлег. Мест для ночлега три: изба, в ней соглашается остаться только Любовь Андреевна; амбарчик, туда уходят спать Никитин, Худолеев, Столетов, конюх Алеша и радист Костя. Векшин, Надежда Николаевна, Володя и Валя Жаворонков забираются на чердак. И словно едва дождавшись, когда все распределятся, на землю обрушивается ливень. Небо, затянутое сплошной облачностью, озаряется, как огромный молочно-матовый купол. Грохочет гром и в слуховом окошке чердака видно, как белые вспышки перемежаются с чернотой ненастной ночи.

Крышу надо починить…

Векшин лежал и слушал, как дождь низвергался на крышу. Было что-то притягивающее в шелесте дождя. Какие ветры пригнали сюда эти тучи? Воды каких океанов напоили их? Какая сила заставила обрушиться на землю? Тысячелетия прошли со дня, когда первый человек, укрывшись под деревом или в пещере, прислушивался к такому же громыханию. Многое с тех пор изменилось, многое объяснено, но, как и тысячелетия назад, человек лежит и с благоговейным трепетом прислушивается к разбушевавшейся стихии.

Он только подумал, что не завидует тому, кого гроза застала в лесу, как Надежда Николаевна запела:

Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали…

У нее был приятный и чистый голос и неплохой слух и Векшин вместе с песней невольно перенесся на когда-то пустынный и суровый берег Иртыша, к которому пришел и сидел «объятый думой» первый русский человек, первооткры-ватель этого чудесного края. А Надежда Николаевна выводила:

Кучум, презренный тать Сибири,
Прокрался тайною тропою…

Смутные чувства будит ее голос. Погиб Ермак. Много лет спустя его судьбу повторил Чапаев. Вот и сейчас, не прокрался бы кто-нибудь тайной тропой, пока они лежат здесь почти оторванные от внешнего мира. Правда, есть люди, которые следят за врагом и не спит их дружина, но и он, Векшин, тоже ведь солдат своей армии, а солдат, как говорится, и во сне служит.

И вдруг появляются слова:

Если скажет рать святая
Кинь ты Русь, живи в раю,
Я скажу – не надо рая,
Дайте Родину мою…

Векшин ловит себя на том, что читает стихи вслух. Он замолкает.

– Чьи это?

– Есенина.

– Я и не знала, что у него есть такие стихи, – говорит Надежда Николаевна.

– А «На смерть поэта» Вы знаете? – спрашивает Володя.

Векшин читает стихотворение Маяковского и когда он заканчивает словами:

Для веселия планета наша
мало оборудована.
Надо вырвать радость
у грядущих дней.
В этой жизни умереть не трудно.
Сделать жизнь —
значительно трудней… —

наступает такая тишина, что слышно звонкое падение капель с крыши в бочонок. Гроза прошла, дождь прекратился.

– Почитайте еще что-нибудь, – просит Надежда Николае-вна.

– Что?

– Константина Симонова, – сразу в два голоса просят Надежда Николаевна и Валя Жаворонков.

Польщенный вниманием, Векшин читает:

Когда ты по свистку, по знаку,
Встав на растоптанном снегу,
Был должен броситься в атаку
Винтовку вскинув на бегу,
Какой родимой показалась
Тебе холодная земля…

Векшин уже читает и видит: это не поэт лежит, изготовясь к атаке, а он сам в холодном подмосковном снегу на краю Волоколамского шоссе в памятные дни декабрьского наступления. Это над ним в черном застывшем от стужи небе взлетают и светят ледяным светом ракеты, это его ищут красные пунктирики трассирующих пуль. А он лежит и ждет. И ему томи-тельно хочется, чтобы еще долго-долго не было этого знака. Пусть в снегу леденеют руки, пусть они сутки не жравши, пусть все что угодно…