Идущий

Они снова находились на прежнем месте, вся троица. Правда, теперь добавились двое стражников Толга, но Булох не имел ничего против. Хотя ему вроде бы поверили, он больше не будет единственным свидетелем, если подобное повторится.

Впрочем, Флек предусмотрел, чтобы мальчик не сделал то, что один раз уже привело Клунс в настоящую панику. Сначала правая рука Правителя, поколебавшись, приказал принести усыпляющую мазь. Из–за риска для здоровья ребёнка средство использовали мало, мальчик отключился максимум на часов семь–восемь. Кроме того, использовали ещё одно средство. Как надеялся Булох, не менее действенное.

Мальчика заковали в цепи.

Цепи были наименьшего размера, какой только имелся в Клунсе. Две из них тянулись от левой руки и правой ноги ребёнка к его надзирателям. Одна охватывала шею, другим концом крепившись за кольцо, вдетое в пол камеры. Мальчик мог не только поворачиваться и сидеть, но даже встать и сделать пару шагов, но стены он всё равно не доставал.

И всё–таки Булох смотрел на ребёнка, как на опасное, непредсказуемое животное. Не животное даже, маленький зверёк, ценный, норовящий ускользнуть в первую попавшуюся щёлочку. Пока этот зверёк усыплён, проблема притуплялась, как старая боль, на которую не обращаешь внимания. Но всё рано или поздно заканчивается, и Булох осязал, что мальчик вот–вот придёт в сознание. И что тогда будет? В цепи–то его заковали, но кто знает, какие ещё способы освобождения есть у этого нечто в обличье маленького мальчика?

Не спали также Камень и Шрам. Не спали и двое стражников. Никто из них не смотрел на мальчика, но каждый мог в любое мгновение обратить внимание на камеру. Это напоминало театр абсурда — пятеро звероподобных мужиков караулили маленького мальчика, закованного в цепи, к тому же усыплённого. Булох уже отметил, что ребёнок в цепях кажется некоей насмешкой над всем Клунсом.

Тем не менее, Булох не отводил взгляда от камеры ни на секунду, и, быть может, благодаря этому заметил тот момент, когда мальчик очнулся.

Это произошло на исходе ночи, когда двое из пятерых всё–таки начали клевать носами. Булох смотрел на мальчика, и ему уже казалось, что это длится десятилетие. Столько же Булох не видит неба, не слышит шума ветра, сидит и сидит в этом мрачном коридоре, а ребёнок заснул навечно, оплетённый ненужными цепями. И вдруг это изменилось. Не в результате звякнувшей цепи или движения мальчика, самого незаметного, будь–то поворот головы или вздрогнувшее тело. Булох и сам не сказал бы, в результате чего это произошло. Он просто понял, что мальчик очнулся, и всё. Ребёнок лежал неподвижно, но теперь он был в сознании, и Булох занервничал. Ему захотелось встать и пройтись по коридору, пусть остальные следят за мальчишкой, и без него их тут достаточно.

Булох не сделал этого. Он опасался, что мальчик, услышав шаги, пойдёт на какую–нибудь дополнительную хитрость. Лучше выждать, посмотреть, что будет дальше.

Ждать пришлось долго. Не меньше часа. Наконец, мальчик приподнял голову, осмотрелся, заметил, что за ним следят, после чего долго изучал цепи. Булох сглотнул, но в горле снова возник мерзкий, удушающий ком. Мальчик начал медленно подниматься. Встал, по–прежнему созерцая цепи. Постоял так несколько минут, снова глянул на стражников, и Булоху показалось, что он встретился с ребёнком взглядом. Но мальчик всё равно выглядел оглушённым, отсутствующим в этой реальности.

Булох забеспокоился сильнее.

Мальчик сделал шаг, остановился. Снова шагнул, следя за цепями на ноге и руке. Цепи натянулись. И не пустили — мальчик остановился. Булох с облегчением вздохнул, но тут ребёнок беззвучно заплакал. Если бы не блеснувшая на щеке слеза, Булох бы не заметил этого.

Гвардеец привстал, толкнул Шрама в плечо.

— Зови Гурина. Не нравится мне это. Пусть они сами с Толгом разбираются, что к чему.

4

За последние несколько часов Драго часто останавливался. Крепла уверенность, что его слежку почувствовали. Возможно, так ему лишь казалось, но он не хотел рисковать.

Лес, несмотря на некоторые удобства, коварный союзник, и обнаружить ловушку, оставленную преследуемыми, можно с опозданием.

В самой Антонии и сразу за её пределами идти за членами Совета Ордена оказалось несложно. Талхи уходили скрытно, но они спешили и меньше всего беспокоились, что за ними кто–то увяжется. Они упустили мальчика, и это отодвинуло иные проблемы. В первые минуты Драго ещё надеялся увидеть мальчика у кого–нибудь из талхов, но время шло, и безликие факты всё настойчивее утверждали обратное. Воины Правителя переиграли талхов. Драго не анализировал, почему это произошло. В любом случае он не предполагал нечто подобное. Он мог выбрать лишь один объект слежки, и он выбрал талхов. В частности, Старха.

Драго испытал нетерпение, жгучее и неумолчное нетерпение, свойственное разве что городскому обывателю, когда глава Ордена остался один. Нетерпение, толкавшее его на то, чтобы зайти в дом, где находился Старх, просто зайти и завести разговор. Не только о мальчике, обо всём. В частности, о предательстве Ордена по отношению к нему, Драго.