Они, видимо, принюхивались к новым запахам женской косметики, непривычным для здешних мест, и шерсть на их загривках поднималась.
В рубленом сосновом доме было тепло, и стоял какой-то необъяснимо душистый аромат багульника и сосновой смолы. У чела русской печки лежал только что испеченный ржаной хлеб.
– Ваня, я хочу спать. У меня ноги подкашиваются. Мне плохо, – со вздохом сказала Вера и села у порога.
– Я тоже еле стою на ногах. Пойдем в переднюю.
Вера вошла в переднюю постройку избы и ахнула. Посреди светлой горницы с пятью венскими окнами стояла ее родная мать, Марья Лиственница. Такой внезапной встречи она никак не ожидала.
– Боже мой! – воскликнула Вера и, оцепенев от неожиданности, бросилась к выходу. Слезы брызнули из ее глаз.
– Стой, дочка! – остановила ее мать. – Не плачь. В брусничном суземье плачут только юродивые да потерявшие веру в будущее. – Марья Лиственница буквально подлетела к Вере и обняла ее. – Теперь я верю, что ты моя кровная дочь, – тихо сказала она. – Ни одна женщина не могла выдержать такого трудного перехода. Будь счастлива, дитя мое. Ваня, я только что заправила постель и положила к подушке листья зеленой морошки. Можете сразу лечь в кровать. И, ради бога, не спрашивайте, как я сумела опередить вас. Пусть это будет одному Богу известно. Будьте счастливы. – Марья Лиственница набросила на голову зеленый платок и молча вышла за порог таежного дома.
Иван Петрович сначала вздрогнул, потом, переборов внутреннее волнение, подошел к окну и долго смотрел вслед уходящей Марье Лиственнице. Его любовь к этой необыкновенной женщине была необъяснима, как весенний ветер, как полет неугомонных птичьих стай, пролетающих не одну тысячу километров ради необъяснимого желания свить гнездо и продлить жизнь своего пернатого племени. Иван с какой-то чувственной дрожью обессиленными руками распахнул окно горницы и вдруг закричал, что есть мочи:
– Прощай, моя давняя любовь! Я всегда буду помнить о тебе. Прощай!
Вера была в шоке. Неожиданное появление родной матушки в лесном капище, до которого не то что каюры – вертолеты не долетали, укололо ее в самое сердце. Она начинала понимать, что брусничное суземье, горячо любимый Иван со своим таежным другом, родник вечности и Марья Лиственница – все это стихия одного взаимосвязанного поля. И, может, поэтому им трудно друг без друга. Подойдя к Ивану, видимо, от внезапно нахлынувшей ревности она нежно потрепала его густые волосы:
– Я тебя никому не отдам, – тихо, сквозь слезы, сказала она. – Даже родной матери. Даже там, на другой планете, ты будешь моей единственной и болью, и радостью… Иди ко мне. – Вера положила письмо на осиновую чурку, стоявшую у окна, и, сняв с себя солнечную безрукавку, порывисто обняла Ивана. – Пойми, Ваня, я не смогу жить без твоей взаимности, я погибну без тебя так же, как гибнут те люди, которые потеряли связь с тобой, с твоим космическим чудом. Обними и положи меня как можно скорей в свою деревянную кровать… Ты слышишь?
Иван смотрел вдаль, на уходящую Марью Лиственницу, и руки его дрожали от усталости и внутреннего смятения. Сам того не замечая, он уже прощался с тем, что любил долгие годы своей расхристанной жизни, и сейчас еще почему-то продолжал верить в расцвет и незыблемость всего того, что существует на Земле.
Закрыв окно горницы, он молча подошел к сияющей на свету любимой женщине и, взяв ее на руки, осторожно положил на кровать.
– Отдохни, Верушка, а я к роднику схожу. Мне на кристалл надо глянуть… я скоро приду.
– Я буду ждать тебя, Ваня. Мне жутко хочется спать, но я буду ждать тебя.
Иван вышел во двор рубленой избы и перекрестился. Солнце горело прямо над головой и освещало сосновый утес со всех сторон. Особенно сильно его воспаленные лучи пробивались в ту часть утеса, у подножья которого находился родник с космической водой.
В этом месте они словно сгущались и, обжигая ярким светом низкую часть утеса, создавали более теплый климат. «Неужели солнцу уже известно о чудовищном решении правительства Одиссеи?! – размышлял Иван, быстро спускаясь к роднику. – Если это так, то оно может создать массу препятствий. Сумеют ли инопланетяне преодолеть их?»
Иван внезапно остановился и опять посмотрел на солнце, которое, как ему показалось, приблизилось к брусничному суземью и стало более красным.
«Надо все хорошенько обдумать, – решил он. – И на всякий случай измерить радиоактивность возникшего в роднике кристалла». Он свернул с тропинки, ведущей к роднику, и быстро, почти бегом, бросился к сараю с березовыми дровами. Там, среди сложенных для зимы чурок, под густым еловым лапником лежал сундук с астрономическими приборами и редкими измерителями. Взяв из сундука нужный ему прибор и большие свинцовые клещи для облученных предметов, он опять свернул на тропинку и через несколько минут оказался у родника.