Идущий от солнца

– Батюшку жалко, а этих бизнес-роботов, которые оккупируют нашу святую землю, хитрят, колдуют над ней, словно компьютерные черти, нисколько.

– Не говори так. Среди миллиона роботов всегда найдется одна-другая тройка умных млекопитающих, дающих жизнь, движение, разум. По-моему, ради них Создатель и сотворил мир.

– Может быть. И чего ты хочешь от меня, Ваня?

– Мария, ты должна спасти кристалл, – на этот раз твердо сказал Иван и взял его в руки.

– Каким образом?

– Передай его одному известному предпринимателю. Пусть он спрячет камень до определенной поры.

– Какой поры?

– Той поры, когда люди перестанут улыбаться друг другу и вместо головного убора будут носить каски с номерами, а в карманах – несгораемые карточки с флэшками омертвевших душ.

– Зачем?

– Чтобы их легче было вычислить и при случае превратить в пепел, золу или забавную компьютерную мышку… Сейчас это делать намного сложней, поэтому люди чаще всего просто исчезают внезапно и навсегда, и по неизвестным причинам. Но для государственных чиновников, где все против всех, такая процедура малоэффективна и чревата последствиями.

– Ты думаешь, что в России опять станут преследовать инакомыслящих?

– Еще как, Маша… По-черному! Любое движение против демократии, которой нет на самом деле, будет безжалостно пресекаться, потому что она, наша нынешняя демократия, дай Бог ей рассудка, создана на подкупе справедливости, спящей совести, а еще на мартышечьей фанаберии определенных монстров, от которых и кризисы, и дефолты. – Иван достал сигареты, хотел закурить, но спички оказались влажными, и он дрожащими руками положил сигареты обратно в карман брюк.

Его откровенное волнение и сильная мужицкая дрожь, наполненная отчаяньем и неистовой желчью, постепенно уводили Лиственницу от чувственных сладких размышлений. Она еще раз глянула в его уставшие глаза, похожие на глубокий подвал полуразрушенного дома, и насторожилась.

– Ваня, да на тебе лица нет, – тихо прошептала она и взяла его за руку. – Ты не простудился?

Иван ничего не ответил, только с какой-то щемящей душу досадой убрал руку и, завернув кристалл обратно в безрукавку, спустился с крыльца.

– Иди ко мне, Мария. – тихо позвал он, направляясь к реке.

– Иду, Ваня, иду. – Марья мигом сбежала с крыльца и, догнав его, хотела опять взять за руку, но он отдернул руку и кивнул на низкую постройку неподалеку от реки.

– В конюшню иди.

– Да, да, Ваня. я так соскучилась по тебе.

Ворота конюшни были открыты, и они вошли в рубленый двор легко, бесшумно, словно таежные лесные кошки в насиженное дупло.

– Я, Ваня, все сделаю, чтобы сохранить Землю и наше брусничное суземье, – шептала Лиственница, следуя за Иваном, и вдруг стала на ходу раздеваться и сбрасывать с себя домотканую одежду.

– Ты с ума сошла?! – остановил ее Иван. – Ты хочешь опозорить меня перед твоей дочерью, моей невестой, «Айвазовским», который не поймет нас.

Марья уже сбросила шерстяную кофту и ее взволнованная грудь уже играла на солнце необыкновенными светлыми красками, и на сосках груди появилась влага, похожая на застывший березовый сок.

Но Иван словно не заметил ее ошалевшей страсти и красоты.

– Возьми этого коня, – взволнованно и в то же время с горечью сказал он и подошел к просторному стойлу. – Мой Пегас борзеет от счастья, когда на нем женщина. Любую беду осилит.

– Весь в тебя, родной ты мой дроля, – с дрожью в голосе прошептала Лиственница и вдруг, подняв мускулистые потемневшие от солнца руки, похожие на крылья гагары, опустила их на шею Ивана. – Я умру без тебя, счастье мое дремучее… с тоски сдохну… Не оставляй меня, Ваня. – Она обвила его шею своими лиственничными руками, пахнущими смолой и земляничным соком, и, прижав его голову к своей обнаженной груди, повалила свою давнюю любовь прямо в сено, на шерстяную кофту, брошенную у конского стойла.

– Ты что делаешь, Маша?! – сопротивлялся Иван, с трудом преодолевая колдовскую негу ее тела.

– Я не хочу, чтобы ты оставил меня. Я тебя не отпущу.

– Нет, Мария, нет! Все уже решено. Нет.

– Возьми меня с собой, друг мой сердешный.

– А как же кристалл?.. Кто спрячет его от пришельцев?

– «Айвазовский». Он мужик, у него лучше получится.

– А ты останешься со мной, чтобы разрушить нашу любовь с Верой? Пойми, Мария. Я не могу любить сразу двух женщин. И спать с двумя попеременно. Я не хочу и не могу. Не делай глупости. Запрягай коня и отправляйся к Молчанову. Передай ему камень и скажи, чтобы он зарыл его или спрятал на глубине пяти метров. И запомни, чудо мое бессеребряное, раз и навсегда запомни – от этого кристалла зависит жизнь, судьба всей Земли, всех разумных людей, независимо от того, где они живут и какому Богу молятся. – Иван неистово, с каким-то весенним трепетом поцеловал Марью в обнаженную грудь. Лиственница задрожала, сразу зарделась от его мимолетной страсти, попыталась засунуть ему в рот влажную от вожделения грудь, но он из последних сил отшатнулся и, отодвинув ее цепкие руки, громко позвал «Айвазовского»:

– Федор! Тебя Пегас ждет! Иди в конюшню… поторопись!