Идущий от солнца

«Неужели у него и в самом деле мозги примата, жившего полтора миллиона лет назад? Вот это подарок человечеству, которое уже на Луне побывало, – подумал он. – Но такой фанат своей профессии, представитель великой страны, как Майкл Сорез, навряд ли мог ошибиться. Может, из-за особого строения мозга десантник стал наемником у криминальных господ, пожелавших найти родник».

– Скажи мне, профессор, – Иван положил фотографию в карман рубашки и достал сигареты, – какие еще органы пацана содержат такие мрачные атавизмы? Обычно у таких людей, как говорят медики, имеется небольшой хвостовой отросток, а иногда и короткий хвост.

– Моя обнаружил хвост только спереди… Очень большой, – Майкл кивнул на пластиковый таз, где действительно лежал очень большой орган. – Моя практика не знала таких. Даже человекообразный архантроп имеет передний отросток в два раза меньше. Такой хвост встречается только у огромных обезьян, типа горилла. Они ведут стадный образ жизни, и их брачный сезон сильно развивает гениталии. Так вот, точно такие размеры имеет орган. Как его по паспорту? – он развернул документ десантника и прочел громко, словно стоял на трибуне, и перед ним находилась большая интеллектуальная студенческая аудитория, – Анатолий Дмитриевич Косолапов. Откуда такой метамарфоз?! Уму непостижимо. Моя в шоке! Но это так! Как это у вас по-русски. правда глаза колет. Может, сексуальная индустрия новых технологий сделала его таким человеконеузнаваемым. Но его антикварный мужской орган достигает полуметра, а радиус яичников пять сантиметров.

– Хватит, Майкл Мардахаевич! – не выдержал Иван. – Я все понял. Только похоронить парня все равно надо. Пусть он и австралопитек, но наш, русский пацан, пострадавший от больших перемен в России. А где его кости?

– Теперь моя не понял?

– Скелет где?

– А. Только кости собака ест. русский борзый. Твоя неправильно выражается. Скелет надо говорить по-гречески «скелетос» – совокупность твердых тканей. Двести костей. Скелетос в чулане. Моя не обработал его. Полуфабрикат. – Профессор снял хирургические перчатки и тут же сунул их в крохотную полиэтиленовую коробочку, лежавшую на лавке рядом со скальпелем и пинцетом. – Моя раскалывается голова и жутко болит бок, – он подошел к высокому окну и распахнул рамы. – Моя очень любит таежный белый ночь. Ее серебряный свет помог мне сделать хороший анатомический работа. Но откуда такой метаморфоз?! В скелетосе тоже есть патология. Прошло полтора миллиона лет, а у него так же вздернута голова, и он когда был живой, тоже, как животное, тряс ею, как будто пугал обезьян. Скелетос спецназа моя хоронить не позволит, – вдруг резко сказал Майкл и попросил у Ивана сигарету. – Такой «красавец» должен стоять в лучшем музее нашей долгожданной планета. Они должны знать, что атом на Земле могут расщеплять и австралопитеки, имеющие разум, похожий на разум африканской обезьян. Они и бомбу соберут любую, если конопли нажрутся. Моя предлагает для захоронения наемника его прострелянное сердце. Оно в хорошем состоянии, но имеет сквозной круглый дырка величиной с пуля. По-моему, для кладбища это самый подходящий товар. А для бизнеса это очень плохой товар.

– Ты мне о бизнесе часто не напоминай, Майкл Мардахаевич, тем более, что на Одиссее его нет, – с грустью сказал Иван. – Я в нем ничего не понимаю. Если у тебя есть какой-то свой бизнес-план, то все вопросы к инопланетянам. Может, они и в самом деле заинтересуются органами земных отморозков. Ты мне скажи лучше, мистер Мардахаевич, как мы будем жить на планете Одиссея? Ведь мы там никогда не были и никого не знаем. Может, там вместо пива мочу пьют. А женщины в гаремах такие же пьяницы и наркоманки, как и на Земле. Может, у них только одноклеточные дети рождаются?

– Значит, ты моя берешь туда?

– Конечно, беру..

– О кей! Давай моя обнимет твоя, – и Майкл вдруг обнял Ивана и долго держал у своей обожженной груди.

– И Веру, и тебя беру, и «Айвазовского». Я бы взял с собой многих умных людей, но, к сожалению, их так мало осталось. Может, они и есть где-то на Земле, но их теперь трудно назвать людьми, потому что у них потеряна связь с космосом. Они теперь не будут заботиться о совести, чести, долге перед планетой, о большой ответственности перед ней, как перед матерью, которая вскормила их и дала им разум. Они теперь, как овцы, будут щипать друг друга, а также остатки гаснущей изуродованной природы, которая устала от них и лишила напоследок человеческих душ. Эти овцы теперь не будут подпитываться негой пастбищ. Они поделят Землю на мрачные, пахнущие деньгами мертвые куски железа и камня. И будут довольствоваться одной лишь животной страстью.

– Австралопитеков… – подхватил профессор.