Идущий от солнца

– Все, что произошло со спецназовцем, должно произойти теперь с миллионами человекоподобных, потому что они возомнили себя выше Создателя. Они в ближайшие дни будут совсем оторваны от космоса. Они отошли от тех законов нравственности, которые объединяют образованных нормальных людей, делают их бесконечно счастливыми хозяевами явлений и благ, которые дала природа, – Иван подошел к распахнутому окну и долго молчал. И странно долго молчали все. – Я не знаю, что дальше будет с планетой, но то, что произойдет с такими человекообразными, как этот десантник, представить нетрудно. Они наплодят таких же, себе подобных австралопитеков и будут вдалбливать им, что их личный компьютерный офис с конденсаторами, в которых плодятся бациллообразные мутанты, – центр Вселенной и только связь с Интернетом сделает их богатыми и духовными. – Он вдруг заговорил зло, и на этот раз обращался не к людям, а к звездам. – Все мысли их о космосе, который имеет не одну орбиту человеческих душ и разум, творящий семена жизни, будут сводиться у них к одному: можно наварить «бабки» из недр земли и Вселенной, значит, стоит «окучить» их, а если нет возможности – сиди в офисе, переживай дефолты и кризисы. Они умертвят в себе любовь и сострадание к той природе, которая согрела их души и дала возможность соединиться с телом человека, то есть дала им жизнь. Они потеряют свою духовность, свою энергию блаженства, свою радость наслаждения земной жизнью, данную космосом. Они станут рабами денег или господ, которые им будут платить не за тот объем работы, установленный согласованным обществом, а сколько пожелает заплатить их человекообразный господин с органами примата, – поежившись от утренней влажности суземья, он закрыл окно и тяжело вздохнул, – я с ужасом смотрю на тех людей, у которых рюкзак находится не за спиной, а между грудью и ногами. Рюкзак каждодневного потребления пищи, которую нельзя есть, но у нее, по прихоти правящих миром австралопитеков, высокий сертификат, и от этого быстро растет живот.

Выговорившись, словно на исповеди, и пытаясь доказать, что появление в наши дни первобытного человека – вовсе не случайная аномалия, Иван Петрович еще раз оглядел тарелки и тазы с необычным содержимым и вдруг строго спросил профессора:

– И что же Вы будете делать с этими редкими органами, мистер Майкл?

– Моя покажет их инопланетянам и постарается выгодно продать. Они должны заинтересоваться…

– Ты думаешь, у них есть деньги?

– У них все есть, кроме космической обители с человеческими душами. Но ты им поможешь овладеть этим богатством.

– Я, конечно, постараюсь, но это не так просто. Космические души находятся под постоянным влиянием и контролем энергии солнца и перемещение их зависит от его активной, дающей жизнь плазмы.

– Иван, ты мой русский брат, которого боится вся Земля за его откровенность и непокорный характер. Люди боятся Ивана, потому что обманывают друг друга, – Майкл отодвинул лавку с органами подальше от стола, на котором стоял графин с недопитым самогоном, и зажег еще одну свечу. – Но они совсем не знают, что душа Ивана «Грозного» вмещает не одну душу, а огромное количество душ, с которыми соединил его космос. Об этом знает только Вера, «Айвазовский», да вот моя узнала совсем недавно, – он прикрыл лавку с органами плащевой тканью и поставил на стол обе горящих свечи. – Утро уже осветило все небеса, и солнце вот-вот покажется из-за весенних туч. – с какой-то еле уловимой надеждой почти шепотом сказал он.

– Лишь бы еще один вертолет не появился, – с грустью подметил Федор Понтелеймонович и тяжело опустился на табуретку рядом с графином. – Так хочется напиться. но, видно, не время еще, потому что сердце вздрагивает от каждого шороха и порыва ветра. Наверное, инопланетяне уже обнаружили наши костры и летят к нам. Давайте хоть по кружке самогона выпьем да похороним этого несчастного десантника, пока солнце не появилось из-за леса. Конечно, Верушка, ты поторопилась с выстрелом. Может, говорить об этом уже поздно. Но надо хотя бы душу покойного уважить, – Федор Понтелеймонович разлил оставшийся в графине самогон по кружкам и, глянув на посветлевший в утреннем свете иконостас, выпил и закусил рукавом. – Впереди у нас трудный, но очень долгожданный день. Дрова в кострах придется подкладывать каждые три часа, и хватит их, дай бог, на трое суток, а потом придется просить у Всевышнего прощения и жечь природный сухостой. Ну что ж, дорогие мои, пейте, ешьте, отдыхайте, а мы с Иваном Петровичем пойдем парня хоронить. Пойдем, друган, пока солнце не видит нашу скоромную распутную жизнь, – Федор хотел еще выпить самогона, но Вера взяла с комода старое зеркало и заставила «Айвазовского» посмотреть на свое отражение.

– Не пей, Федор Понтелеймонович, пока хватит, – тихо сказала она. – Ты очень устал. У тебя красные глаза и бледные щеки. Пойдемте. Я тоже хочу присутствовать при захоронении, – она взяла из его рук кружку, которую он уже налил, и выпила сама. – Так будет лучше. Я чувствую перед парнем какую-то, даже не то, что вину, а боль… Пойдемте, пойдемте…