Идущий от солнца

– Если б я мог сохранить этот земной рай. эту дивную непостижимую красоту, созданную космосом, я бы никуда не уехал и всю жизнь целовал крест, – неожиданно сказал Иван и обнял Веру. – Не плачь, моя птичка. Любовь создает не только призрачные замки, но и огромные поднебесные пирамиды, которые живут тысячелетия. На Одиссее мы постараемся сделать все возможное, чтобы сохранить нашу любовь, верность, и никакие гаремы нам не помешают. Ты будешь счастлива со мной, потому что я люблю тебя. А сейчас пойдем встречать солнце. Оно вот-вот должно появиться из-за леса, и все встанет на свои места. Как бы оно ни пряталось от меня, но по его состоянию я все равно определю, что происходит с ним, и знает ли оно о случившейся беде или нет.

– А как же прощальный выстрел над могилой десантника? – опять повторил «Айвазовский», изрядно охмелев и, видимо, желая еще больше раскалить душу оружейным выстрелом.

– Прощальными выстрелами провожают героев, – строго ответил ему Иван Петрович. – В данном случае речь идет о наемнике по захвату природного источника и ликвидации тех людей, которые защищают его. Но этот источник, дорогой мой, в силу своего сингулярного происхождения не обязан принадлежать людям. Кроме того, его сложная структура может контролировать энергию зла, то есть безрассудного истребления природной энергии, приносящую космосу реальный ущерб и недопустимый сбой в движении его дающей жизнь плазмы.

– Значит, будем встречать восход солнца. Правильно я тебя понял, Иван Петрович?

– Да, Федор Понтелеймонович. И лучшее место для этого торжества – наш рубленый сосновый дом. Прощай, парень, – Иван бросил последнюю горсть на могилу несчастного и, обняв Веру, пошел вместе со своим приятелем в таежную постройку.

Глава 9 О, деньги, деньги!

В каплях утренней росы отдаленные лучи солнца уже играли всеми цветами радуги. Снегири и грачи, одуревшие от ласки первых весенних дней, не знали покоя и, радуясь солнцу, беспрестанно чирикали и целовали друг друга, словно охмелевшие от счастья люди.

Майкл Мардахаевич Сорез был при полном параде. Несмотря на бессонные ночи и сильные ранения, профессор старался улыбаться и так же, как все обитатели лесного капища, ждал прилета инопланетян. В доме он навел чистоту: все законсервированные органы примата вынес в чулан, где лежал скелет наемника, помыл посуду и даже протер иконостас и божницу специальным спиртовым раствором, который всегда имел с собой на случай трансплантаций и прочих хирургических вмешательств в органы млекопитающих.

– Русскую печь топи, заморский Ломоносов, – громко сказал Иван, войдя в горницу и положив карабин под божницу. – Чуешь, как тепло уходит в сломанную дверь… И не таращи на меня глаза. Я и так знаю, что ты умный, хваткий мужик, умеющий одним поворотом скальпеля ошеломить человеческий разум. Чем ты хуже Ломоносова или этих Петровичей – Павлова или Боткина? Но все они любили сидеть у русской печки или камина, очага, придуманного человеком задолго до того, как он научился обманывать и убивать себе подобных. Верушка, ты умеешь печь рыбники? – неожиданно спросил он.

– Нет, Ваня.

– А стряпать калитки или шаньги с грибами?

– Нет, родной.

– А рыбу запечь так, чтобы все косточки, как семена одуванчиков, стали мягкими?

– Нет, Ванечка, таежник мой ненаглядный. Жизнь меня столкнула с одуванчиками совсем другого качества и наслаждений. По-моему, я вовремя убежала от них и надеюсь, что они не догонят меня.

– Если мы улетим на нашу сказочную планету, то нас никто не догонит, даже Амон – египетский Бог Солнца, странствующий по Земле в образе барана. Но от живущего нашего родного Солнца нам никогда не уйти. «Айвазовский»! Топим русскую печь, стряпаем рыбники, калитки, шаньги с грибами и будем встречать все вместе восход нашего светила. Верушка, распахни окно. Видишь, там, далеко за низким лесом, где растут непролазные камышники, светится золотистым ореолом наше великое светило.

– Ваня, а с планеты Одиссея его видно?

– Конечно, наверняка… Но, даже если мы его не увидим там, оно все равно знает, где мы и что с нами происходит, потому что мы его дети.

Иван Петрович достал из-за печки берестяной короб с ржаной мукой и, замесив в большом вагане тесто, положил в него горсть дрожжей.

– Пусть побродит, не все нам бродить. пока топится печь. Я знаю, что профессор очень хочет есть. Он все время работает и совсем не отдыхает. Но я заметил, когда он ест, то ухитряется тут же спать, а если не удается уснуть, то он считает деньги, спрятанные по всему миру в офшорных банках и даже в своей лысине. Не так ли, профессор?

– Это правда, Иван Петрович. Моя все время считает деньги. Они мне нужны для новых опытов, открытий, которые не только увеличивают мой бизнес, но и дают людям свободу мысли. Моя сожалеет, что свободная независимая мысль в окружении человекообразных имеет страшные последствия и очень мрачный кутузка. Если инопланетяне узнают, что современная земная цивилизация находится в руках австралопитеков и других приматов, то они остановят ее развитие.

– Ты думаешь, они сумеют?