Идущий вопреки

Она не поняла еще, что я не ушел и стою за ее спиной со сжатыми кулаками и закрытыми глазами. Я пытался ни о чем не думать. Я знал, как это делать всю свою жизнь. Тот, кто считает, что это тяжело — неосознанно строит себе стены. Не думать — это именно то, что нельзя считать сложным. Глубоко дышать? Зачем? Дыши как хочешь. Ведь концентрация на дыхании — это подсознательные мысли. Дыхание придет само. Глубокое, тихое… Мы втягиваем в себя воздух не задумываясь. Зачем же тогда думать об этом, когда твоя цель в противоположном? Представить воду или огонь? Зачем? Так ты в своём подсознании создаешь образы воды и огня, а ведь тебе нужно Безмолвие. Думаешь, что ты не думаешь? Ошибаешься! Ведь ты об этом уже думаешь…

— Прости… — Шеня не услышала моего шёпота.

Последний отголосок мысли слетел с языка, чему я не успел удивиться. Ведь в сознании мгновенно стало пусто…

Не оборачиваясь, Шеня пыталась спрятать от Борака большую, доверху наполненную кашей, тарелку. Добавка для молодого полуальва, в котором она иногда видела убитого клаахатами сына, ставшего статным и трудолюбивым мужчиной.

Я вышел из кухни в главный зал. Гнум и человек сидели в углу и о чем-то перешептывались. При должном старании я, наверное, бы услышал, о чем они говорят. Но сейчас мне это было уже неважно. Они здесь, и при любом раскладе сделают то, что мне надо. Борак рубил дрова на задах и еще не знал, что я вернулся. Мне к нему не надо. Сейчас только мои руки, ноги и язык выполняют указание Академии. И они не собирались напрягаться бессмысленно.

Перед тем как действовать, я подошел к Харну и Тареку и попытался забрать их грязную посуду с рыбьими костями и недоеденными кольцами жаренного лука с солью.

— Стоять! — гнум резким движением удержал тарелку. — Ты что слепой, мальчишка? Не видишь, что тут еще осталось?

— Простите, господин, — как можно более жалостливо стал я извиняться. — Я не заметил, господин.

— Пшёл отсюда пока цел. Альвеныш, тьфу! — гнум плюнул мне под ноги, но в последний момент я успел убрать свой башмак в сторону. Не хватало еще в самый ответственный момент поскользнуться на тягучем гнумьем плевке и расшибить себе голову. История с корнем в лесу преподала мне небольшой урок — не доверять своей крови.

— Да, господин! Простите, господин! — затараторил я, но глаза мои были стеклянными и пустыми. Не поворачиваясь спиной к благородным господам, я в полупоклоне попятился к лестнице на второй этаж таверны.

«Если ты не думаешь, то и о тебе не думают». Гнум почти мгновенно потерял ко мне интерес. Под тарелкой, которую я только что хотел забрать, остался лежать пергамент с дальнейшими указаниями. То, что гнум мог читать, я нисколько не сомневался.

Поднявшись наверх, я закрыл за собой дверь и оглядел комнату, что служила мне домом и убежищем долгих полгода. Затхлый запах гнилого сруба, шелест листьев за единственным окном, скрип прогнивших половиц и чертыханье Борака во дворе когда-то были для меня родными. Но Время это прошло и сейчас разум закрылся от этих ощущений. Мне пора собираться в долгий путь.

* * *

— Ааарх! — колун со свистом опустился на полено, разрубая его пополам. У Борака сегодня было хорошее настроение. Он радовался серебряной монете, что заработал всего лишь за день.

«Всё равно жалко, конечно, баранинки», — со вздохом подумал Борак. Когда-то давно, пять или шесть… а может даже тридцать лет назад, молодому юноше Бораку этот рецепт холодной баранины со специями рассказала его жена Алина. Молодая и красивая, она со слезами провожала его в путь. Он хотел открыть новые земли, стать героем для своих детей. Сделать, как он думал, то, что до него не делал никто. Открыть таверну в Поясе Полувременья. Там, где время для него течет беспощадно быстрее. Халупа на окраине города, где он жил со своей любимой женой и двумя детьми, стала разваливаться. Дошло уже до того, что его маленькие Парк и Клара стали подходить к папе несколько раз за день со словами «папа, а что мы сегодня будем кушать?». Вместе со своим старшим братом, который, в последствии бросил Борака уже через год, отчаявшись сделать из этой дыры хоть что-то стоящее, они отправились в путь с одними лишь столярными инструментами в Лес Полувременья. Строить своё будущее. Но, к счастью или нет, строить не пришлось. Альвский разведчик ждал их. С крайне серьезным выражением лица он предложил им заверенную одним из ашомвальских старост дарственную грамоту на полусгнившую двухэтажную хибару прямо на северном пути Разлома, что между Владеной и Страгосом. Разумеется, в этой грамоте, в сносках, были маленькие примечания о дополнительных обязанностях за столь ошеломительно ценный дар. По крайней мере, так тогда думали братья на тот момент.