Идущий

Не дожидаясь реакции Занла, Старх двинулся вглубь дома, как будто знал его не хуже хозяина. За ним последовал Занл, остальные остались в передней комнате. У двери подвала Занл нагнал Старха и первым протянул руки к засову. Отворил дверь. Вытянул руку со свечой. Ступил внутрь. За ним спустился Старх.

Занл трижды прорезал свечой в руке тьму. Медленно повернул лицо к Старху.

Тот на него не смотрел.

– Где он? – спросил глава Ордена.

Занл молчал. Единственное, что он смог, это заново осмотреть подвал. С шоком он справился. Прошел к месту, где в прошлый раз лежал мальчик, разметал ногой сено, хотя и без этого было видно: ребенку там не спрятаться.

– Ничего не понимаю… Это невозможно. Он должен быть здесь.

Старх рассматривал стену напротив. Занлу казалось, что глава Ордена смотрит сквозь него, как сквозь пустой стеклянный сосуд. Страха у него не было, лишь тупая растерянность. Мальчик ушел. Каким-то образом он сбежал из темницы.

– Но как? – прошептал Занл.

– Какие бы он ни творил чудеса, он не мог далеко уйти. Я еще слышу его запах.

Ворота

1

Дини не помнил, когда перестал различать мягкий свет впереди. Переход к теперешнему состоянию произошел незаметно. Сознание будто приглушили, как пламя керосиновой лампы, и вновь оно пробилось к реальности уже в этот вездесущий туман, что заслонял собой взор, притуплял чувства, глушил звуки.

Мальчик, пошатываясь, смещаясь в одну сторону, в другую, медленно брел по улицам большого города, предрассветного и еще спящего. В эти минуты бодрствовали считанные люди. Кто-то собирался по торговым делам, кто-то патрулировал улицы, кто-то незаметно скользил по этим самым улицам, растворяясь, как только на пути встречался кто-то из стражников.

Мальчик, не осознававший, куда идет, по стечению обстоятельств так и не наткнулся ни на кого из этих людей. Он смутно помнил, что какое-то время лежал на земле, в тихом, густом саду. Лежал, пытаясь встать. Перед глазами по-прежнему вращалось пятно света. Из-за этого кружилась голова, земля, вообще весь мир. Его не тошнило, но и назвать состояние нормальным было нельзя. Казалось, его тело угодило в некую расщелину, промежуток между «хорошо» и «плохо», «приятно» и «неприятно».

Отсутствие этого «неприятного», несущего в себе боль и слабость, позволило мальчику встать и в полубессознательном состоянии покинуть сад, дорога в который исчезла из памяти. Он двинулся в никуда, не понимая, идет ли он быстро или медленно.

Подобно приведению, избавленному от любых физических желаний, присущих простым смертным, мальчик миновал пару кварталов остывшей, приостановленной сном жизни. Никто не замечал его. Казалось, даже трава, на которую ступали его ноги, не пригибалась под весом мальчика. Он шел, не разбирая дороги.

Когда рассвет набрал силу и скользящие тени превратились в людей из плоти и крови, мальчик забрел во двор меж двух домов, одноэтажных, сходившихся тыльной частью. Участок между ними засеяли кукурузой. Стебли зашелестели, когда мальчик проник в их ряды. Они напрягались, недовольные вторжением чужака, шипели на него, пытались вытолкнуть ребенка, тот не удержался на ногах, повалился меж стеблей. И впал на неопределенное время в забытье.

Спустя два часа, когда взошло солнце, и город стремительно ожил, из задней двери одного из домов, между которых лежал мальчик, вышла женщина средних лет. Она стала развешивать белье. Белья скопилось много, и женщина не торопясь встряхивала вещи и подставляла их солнечному свету. Когда она справилась, у соседнего дома послышался плеск выливаемой воды – это соседка вынесла тазик. Женщина окликнула подругу, та подошла к ней. Они виделись почти каждый день, благо, что жили рядом, но даже спустя годы были не прочь поболтать друг с дружкой, если выпадала возможность и свободная минута.

Минутка растянулась на добрые четверть часа. Соседка собиралась уходить, когда в кукурузе что-то зашуршало, а меж стеблей возникла смутная тень. Женщины не испугались. Одна из них увидела мальчика, выходившего на свободный участок. Обе застыли, разглядывая ребенка, невесть как оказавшегося в кукурузе. Мальчик не замечал их, он как будто смотрел сквозь женщин. Пошатываясь, он остановился, идти ему было нелегко.

Женщины не произносили ни слова. Та, что держала в руках мужнину сорочку, чувствовала нарастающее волнение, склоняясь к мысли, что мальчик болен или изможден долгой дорогой. Она догадалась, что он не местный, и, значит, бродяжничает, не доедая, не отдыхая по-человечески. Мальчик споткнулся о кочку, не удержав равновесие, осел на землю. Он засопел, пытаясь встать. Вместо этого медленно, неуклюже растянулся на земле. Только руки подрагивали, и голова приподнималась, чтобы снова опуститься на землю.

Женщина с бельем в руках приблизилась к мальчику. Ее подруга сказала:

– Вдруг он заразный?

– Он просто замучился. Может, перенести его в дом?

Соседка покачала головой.

– Дело твое. Я бы не связывалась, мало ли что. Ладно, совсем с тобой заболталась. Пойду.