Идут гимназисты

– Мама, а что, у нас совсем мало денег?

– Ну как сказать. На еду хватает. Гимназия подорожала и за квартиру тоже – в два раза просят.

– Гимназия подорожала? Да за что же? За то, что там одни разговоры вместо уроков? За то, что лучшие учителя ушли? Кому это нужно? Мне совсем не нужно. Мама, ты же не внесла оплату за будущий год?

– Пока нет, сынок.

– Вот и не вноси. Я не буду учиться. Пока всё не вернётся, как было, при Государе.

– Уже не вернётся, Петя…

– Это мы ещё посмотрим. Я в армию вступлю.

– Опять ты за своё!

– Да, мама. Опять. Я на довольствие уйду, а тебе денег хватит. Чтобы не сидеть весь день за машинкой и не гробить своё здоровье. Чтобы вернулись визиты, поездки. Ты ещё ведь такая молодая, мама!

– Спасибо, сынок.

В голосе мамы Пете послышались слёзы. И смирение.

***

Январь. Неожиданно потеплело, на город спустился туман. Петя стоит на часах, охраняя вход в казармы Ростовского студенческого батальона. На нём армейская шинель, тёплая барашковая шапка, которую ещё можно сверху накрыть башлыком, он обут в добротные сапоги. На плече – винтовка Мосина, образца 1891 года, отлично смазанная. Всё это Пете выдали со склада, всё наказали беречь. А собственный револьвер Нагана у него в специальной кобуре на ремне, на поясе. Разрешили оставить, хотя рядовым не положено. Петя ходит взад-вперёд вдоль ворот, иногда напряженно вглядывается в туман. Никого.

Его жизнь круто изменилась, когда штаб Добровольческой армии перебрался в Ростов, в особняк известного ростовского купца, Николая Парамонова. Там открылась запись в добровольцы. Петя узнал об этом первым и побежал за Георгием. Через час уже стояла очередь, в основном из соучеников Георгия из коммерческого училища. Прибыло несколько реалистов из Петровского. И несколько гимназистов, включая Петра.

Юные добровольцы толкались, обменивались репликами, курили и оживлялись при прибытии или отбытии какого-нибудь известного генерала. Петя уже знал в лицо Корнилова, Алексеева, Деникина, Лукомского, Боровского. Когда образовавшаяся толпа стала ощутимо мешать работе штаба, объявили, что запись переносится в Лазаретный Городок на северной окраине, за Сенным базаром.

Запись вёл полковник Назимов15.

– Фамилия?

– Теплов.

– Имя, Отчество?

– Пётр Александрович.

– Вероисповедание?

– Православный.

– Год рождения?

– Одна тысяча девятисотый.

– Полных лет?

– Семнадцать.

– Образование?

– Гимназия. Седьмой класс.

…

– Разрешение от родителей?

– Пожалуйста.

Петя протянул сложенный вчетверо листок.

На нём неровным почерком стояла мамина резолюция: «Дозволяю моему сыну…»

– А отец?

– Отец, подхорунжий 24-го Донского полка, погиб в одна тысяча девятьсот пятом году за Веру, Царя, и Отечество! – выпалил Петя.

– Вот как. Ну что же, Пётр Теплов, служи. Будь достойным отца и защищай Россию, как он защищал.

Полковник крепко пожал Пете руку. В этом простом жесте было для Петра нечто священное, как будто совершилась инициация в тайный орден, посвящение в рыцари, принятие в круг избранных. Ощущение было такое же сильное, как от святого причастия. Петя, едва сдерживая волнение, отошёл.

В последующие дни было немало историй, в том числе и комичных. Однажды пришёл в казарму мальчишка пятнадцати лет, Миша. Петя его знал, он учился с ним в гимназии, в пятом классе, и жил на той же улице, Пушкинской. Пётр отозвал его в сторону.

– Миша, как тебя приняли? Тебе же нет шестнадцати?

– А я сказал, что есть.

– А мама, отец?

– Я написал записку и подпись подделал. Только не выдавай меня, ладно?

На следующий день пришли родители искать Мишу. С ними пришёл генерал, Антон Иванович Деникин. Миша спрятался под кровать. Увы, его нашли и, всего в слезах, повели домой. Пете стало жалко Мишу, но и смешно от всего этого. Антон Иванович казался добрым дедушкой, когда за руку вёл Мишу и приговаривал:

– Не расстраивайтесь, молодой человек, порядок такой. Через пару годиков приходите, если мама с папой не против.

Студенческий батальон, в котором теперь служил Петя, в боях на фронте пока не участвовал. Часами они занимались на плацу и на стрельбище, или несли караульную службу. В Ростове было неспокойно. Красногвардейцы просто отступили в рабочие кварталы, добровольцы и казаки контролировали только вокзал и центр. За Темерник лишний раз не совались. Вечерами там раздавалась порою стрельба. В Нахичевани было спокойнее. В Александровской и Гниловской16 станицах казаки-старики прочно держались Каледина.

Бои шли где-то далеко на севере и западе. Ходили слухи о героическом отряде Чернецова, где была одна молодёжь, и они творили чудеса, обращая в бегство тысячные толпы красных. Но это было где-то, а на долю Петра пока выпало пару раз нести караул у штаба армии, на Пушкинской, и пару раз на вокзале. Вот и все подвиги.

Сейчас Петя снова в карауле. Раннее утро, скоро смена и завтрак. Сквозь туман он вдруг видит быстро идущего по тротуару человека в надвинутой на лоб кепке. У него что-то зажато под мышкой. Он кажется Пете подозрительным.

Петя поворачивается к напарнику, бывшему студенту Воронову.

– Я сейчас проверю, куда он пошёл и вернусь.