Читаем Идзуми Сикибу. Собрание стихотворений. Дневник полностью

О да, что может быть печальнее, чем вот так встречать рассвет! Я отворила боковую дверцу: луна клонится к западу, и ее чистое сияние разливается по небу, окрестности окутаны легким туманом, где-то звонит колокол, ему вторят далекие крики гусей, мысли о прошлом, настоящем и будущем тревожат душу, право, такого мне никогда не приходилось испытывать прежде, даже капли на рукавах, и те возбуждают какое-то особенное щемящее чувство.

67

Не только ведь я,И другие, наверное, знают —Предутренний месяцВ пору Долгой луны[167] — ничтоТак сильно не трогает душу…

Вот если бы именно теперь кто-нибудь постучал в ворота… Что бы я почувствовала? Но увы, вряд ли найдется человек, встретивший рассвет так же, как я…

68

Есть ли другойДом, где с такой же тоскоюЛовят гаснущий светЛуны в предутреннем небе?Но кого мне спросить о том?»

«Не отправить ли написанное принцу?» — подумала женщина и в конце концов действительно послала к нему прислужницу, принц же, взглянув на послание, счел его вполне достойным обстоятельного ответа, однако же предпочел откликнуться немедленно, дабы письмо успело застать женщину до того, как она скроется в доме. Она и в самом деле еще грустила, любуясь луной, и открыла письмо с некоторой досадой…[168]

69

«За осенние дниИ мои рукава истлели,Но похоже, что тыВсегда склонна была думатьЛишь о своих рукавах…

70

Зачем ты спешишьЖизнь свою уподобитьНепрочной росе?Почему бы ее не сравнитьС хризантемою долговечной?

71

Глаз не смыкая,Слушаешь, как в облакахГуси кричат…Но ведь занятие этоВыбрала ты сама…

72

Не только ведь я,И другие тоскуют, не в силахВзор оторватьОт неба, в котором таетУтренний лик луны…

73

“Есть ли другие?..Но уж ты-то теперь непременноГлядишь на луну…” —Подумав, к тебе устремилсяПоутру, о чем сожалею…

Увы, ворота оказались крепко запертыми…»

Прочтя письмо, она подумала, что, пожалуй, не зря отправила ему эти строки, нечаянно возникшие из-под кисти.

Так шло время, когда же приблизился последний день луны, от принца принесли письмо. Помимо жалоб на мучительную неизвестность, в которой он пребывал, не видя меня, там было написано следующее:

«Боюсь, моя просьба покажется вам странной, но до меня дошли слухи, что особа, с коей я при случае обмениваюсь словом-другим, в скором времени уезжает в дальние края, и мне хочется отнестись к ней хотя бы с одной строчкой, способной исторгнуть из ее души возглас восторга, а как я уверен, что только вами сложенное может произвести подобное действие, не откажите мне в любезности и напишите несколько слов…[169]»

«Ну, это уж слишком…» — подумала я, но ответить отказом не посмела, опасаясь, что это будет расценено как дерзость, а потому ограничилась таким письмом:

«Не совсем понимаю, чем могу помочь…

74

О, слезы разлуки,Прошу, удержать постарайтесьХотя б отраженье,Ведь осень уходит, не ведая,Что у меня на сердце…

Признаться, я в замешательстве…»

Сбоку же я приписала: «А кстати…

75

Покинув тебя,Куда она устремилась?Ведь даже я,Смирившись, влачу свои дниВ этом горестно-зыбком мире…»

«Сказать, что вы полностью оправдали мои ожидания, значило бы проявить излишнюю самонадеянность… — ответил принц. — Вот только ваши подозрения… К чему эти слова о “горестно-зыбком мире”?

76

Ах, не все ли равно,Куда, покинув меня,Устремится другая,Знать бы только, что для тебяЯ — единственный в этом мире…Тогда и я готов влачить…»
Перейти на страницу:

Все книги серии Японская классическая библиотека

Сарасина никки. Одинокая луна в Сарасина
Сарасина никки. Одинокая луна в Сарасина

Это личный дневник дочери аристократа и сановника Сугавара-но Такасуэ написанный ею без малого тысячу лет назад. В нем уместилось почти сорок лет жизни — привязанности и утраты, замужество и дети, придворная служба и паломничество в отдалённые храмы. Можно было бы сказать, что вся её жизнь проходит перед нами в этих мемуарах, но мы не знаем, когда умерла Дочь Такасуэ. Возможно, после окончания дневника (ей уже было за пятьдесят) она удалилась в тихую горную обитель и там окончила дни в молитве, уповая на милость будды Амиды, который на склоне лет явился ей в видении.Дневник «Сарасина никки» рисует образ робкой и нелюдимой мечтательницы, которая «влюблялась в обманы», представляла себя героиней романа, нередко грезила наяву, а сны хранила в памяти не менее бережно, чем впечатления реальной жизни. К счастью, этот одинокий голос не угас в веках, не затерялся в хоре, и по сей день звучит печально, искренне и чисто.

Дочь Сугавара-но Такасуэ , Никки Сарасина

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

История Железной империи
История Железной империи

В книге впервые публикуется русский перевод маньчжурского варианта династийной хроники «Ляо ши» — «Дайляо гуруни судури» — результат многолетней работы специальной комиссии при дворе последнего государя монгольской династии Юань Тогон-Темура. «История Великой империи Ляо» — фундаментальный источник по средневековой истории народов Дальнего Востока, Центральной и Средней Азии, который перевела и снабдила комментариями Л. В. Тюрюмина. Это более чем трехвековое (307 лет) жизнеописание четырнадцати киданьских ханов, начиная с «высочайшего» Тайцзу династии Великая Ляо и до последнего представителя поколения Елюй Даши династии Западная Ляо. Издание включает также историко-культурные очерки «Западные кидани» и «Краткий очерк истории изучения киданей» Г. Г. Пикова и В. Е. Ларичева. Не менее интересную часть тома составляют впервые публикуемые труды русских востоковедов XIX в. — М. Н. Суровцова и М. Д. Храповицкого, а также посвященные им биографический очерк Г. Г. Пикова. «О владычестве киданей в Средней Азии» М. Н. Суровцова — это первое в русском востоковедении монографическое исследование по истории киданей. «Записки о народе Ляо» М. Д. Храповицкого освещают основополагающие и дискуссионные вопросы ранней истории киданей.

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Древневосточная литература
Сказание о Юэ Фэе. Том 2
Сказание о Юэ Фэе. Том 2

Роман о национальном герое Китая эпохи Сун (X–XIII вв.) Юэ Фэе. Автор произведения — Цянь Цай, живший в конце XVII — начале XVIII века, проанализировал все предшествующие сказания о полководце-патриоте и объединил их в одно повествование. Юэ Фэй родился в бедной семье, но судьба сложилась так, что благодаря своим талантам он сумел получить воинское образование и возглавить освободительную армию, а благодаря душевным качествам — благородству, верности, любви к людям — стать героем, известным и уважаемым в народе. Враги говорили о нем: «Легко отодвинуть гору, трудно отодвинуть войско Юэ Фэя». Образ полководца-освободителя навеки запечатлелся в сердцах китайского народа, став символом честности и мужества. Произведение Цянь Цая дополнило золотую серию китайского классического романа, достойно встав в один ряд с такими шедеврами как «Речные заводи», «Троецарствие», «Путешествие на Запад».

Цай Цянь , Цянь Цай

Древневосточная литература / Древние книги