Йенни

Она наполнила умывальный таз водой и долго мыла лицо, а потом вытерла все тело мокрой губкой. Это немного облегчило ее, и головокружение настолько прошло, что она могла, не качаясь, стоять на месте.

Она надела капот и села у открытого окна. Некоторое время она раздумывала над тем, о чем они говорили вечером с Гуннаром и Ческой, но вскоре ее мысли снова вернулись к непостижимому факту, что она опьянела. Этого с ней еще никогда не случалось, хотя она часто пила гораздо больше. Снова к ее горлу подступила тошнота, и она чувствовала себя измученной и ослабевшей. С трудом дошла она до большой кровати под пологом и бросилась на нее.

Боже, да неужели же она настолько опьянела? Вдруг ее пронзила мысль, от которой она вся похолодела…

Вздор! Она улеглась поудобнее и поглубже зарылась головой в подушки. Это невозможно! Она решила отбросить эту мысль… Но это оказалось не так-то легко. Как-то невольно она стала припоминать и обдумывать… В последнее время она, действительно, чувствовала себя нехорошо… Ее одолевала вечная усталость… А впрочем, лучше не думать об этом. Если бы даже ее подозрение имело основание, то времени еще достаточно, чтобы обсудить все как следует.

Но спать она не могла, и навязчивых мыслей она также не могла отогнать. Почему она, в сущности, так испугалась? Ведь страх иметь ребенка – это какой-то предрассудок. Неужели же она хуже какой-нибудь несчастной работницы, которая великолепно справляется с ребенком и не умирает с голоду. Она не обязана никому давать отчета в своих действиях. Конечно, мать будет огорчена. Но, Боже мой, имеет же право взрослый человек жить так, как это соответствует его убеждениям. Если она в чем-нибудь и виновата, то только в том, что слишком мало давала Герту. А потому ей не приходится роптать на судьбу.

Прокормить своего ребенка она сможет не хуже тех девушек, которые не знали и десятой доли того, что она знает. К тому же у нее был еще маленький запас денег, и она могла куда-нибудь уехать.

Конечно, было бы лучше, если бы этого не было, но…

Нет, лучше не думать…

Герт будет в отчаянии… Ах, отчего это не случилось, когда она любила его… или когда думала, что любит его. А теперь… когда все, что произошло между ними, рушилось, иссушилось от ее дум и размышлений, теперь…

За время своего пребывания в Тегнебю она окончательно убедилась в том, что не в силах дольше поддерживать свою связь с Гертом. Ее неудержимо потянуло вдаль, к новой обстановке, к новой работе. Да, в ней снова вспыхнуло желание работать, она покончила наконец с болезненным стремлением привязаться к кому-нибудь, быть предметом нежных ласк и забот…

Когда она думала о разрыве с Гертом, сердце ее болезненно сжималось от страдания. Она не могла свыкнуться с мыслью, что должна заставить его страдать. Но что же она могла поделать, раз она не любит его больше! Герт был счастлив, пока это продолжалось. И, во всяком случае, он избавился от рабской жизни с этой женщиной… с женой.

А ей, Йенни, суждено жить одинокой и работать. Она знала, что не сможет вычеркнуть из своей жизни эти несколько месяцев. Она решила помнить этот горький урок, эту любовь, которая могла бы удовлетворить многих, но ее не удовлетворила. Лучше ничего…

О, да, она будет помнить эти месяцы! Она не забудет этого короткого, смешанного с горечью счастья и мук раскаяния. Может быть, со временем она попытается вычеркнуть из своей памяти человека, с которым она поступила так жестоко…

И вот его-то ребенка она, быть может, и носит теперь под сердцем…

Ах, не надо думать об этом! Какой смысл лежать и не спать и думать только об этом…

А что, если это действительно так?…

Наконец поздно ночью, совсем измученная, Йенни забылась тяжелым сном. Но она спала недолго, и было почти так же темно, когда она проснулась. Но на небе уже светлели желтые полоски, и птицы лениво и сонно щебетали за окном.

Едва Йенни проснулась, как на нее нахлынули те же мысли. Она поняла, что ей уже больше не заснуть и покорно принялась в тысячный раз обдумывать все сначала.

III

Хегген уехал через несколько дней, а полковник Ярманн со старшей дочерью возвратился. Но вскоре он с дочерью снова уехал к замужней дочери.

В Тегнебю остались Ческа и Йенни вдвоем. Они бродили кругом, каждая порознь, отдаваясь своим думам.

Йенни уже не сомневалась в том, что она беременна. Но что это, в сущности, означало, в это она старалась не вдумываться. Когда она делала попытку думать о будущем, ее фантазия оказывалась совершенно бессильной. В общем же настроение у нее было теперь гораздо лучше и спокойнее, чем раньше, когда она еще надеялась, что ее опасения рассеются.

Она еще не решила, скажет ли она Герту о том, что ее ожидает. Скорее она была склонна скрыть от него это.

Когда она не думала о себе, она думала о Ческе. Йенни хорошо видела, что Ческе не по себе, но она не могла понять, какая этому причина. Она была уверена, что Ческа любит Алина. Так неужели же Алин не любит ее больше?