Иеремиевы огни (СИ)

— Я так толком и не понял, зачем ты туда поехала, — Бельфегор решительно перевёл тему: обсуждать пресловутого Брутуса у него желания не было, а узнать о Миа побольше хотелось очень. — Адамаса вроде как отослали туда в наказание, чтобы остепенился, с ровесниками пообщался, в конце концов…

— Завидки взяли, — рассмеялась Миа. — Я же давно с отцом на эту тему борюсь. Мне всегда казалось, что я куда больше подхожу на роль его ученицы. Особенно я в этом уверилась, когда после своего злосчастного неудавшегося побега братец закусил удила. Вот что бы не оставить его в покое и обратить на меня своё величественное внимание? Но папа, конечно, упёрся, и, наверное, правильно, так как в итоге всё же заполучил верного солдата. Меня он всегда хотел отправить по стопам мамы. Даже не знаю, откуда этот шовинизм…

— Возможно, он просто решил, что не воспитает из девочки того, что сможет воспитать из мальчика. Насколько я понял, девочки у вас птицы редкие, не попрёшь же против традиций…

— Ну да, конечно, а ещё у него мало времени и всё такое! А мне вот всю жизнь хотелось быть такой, как он. Даже когда была эта охота и за мной следили все кому не лень — паника даже из-за царапины, — я всё равно не боялась. Не на ту напали! Так что лагерь был формой протеста. Потому что моё тайное поступление в Академию ГШР отца ни фига не впечатлило.

Бельфегор, увлёкшийся для вида салатом, следил за Миа краем глаза и не мог избавиться от ощущения, что хорони чего-то ему недоговаривает — или и вовсе откровенно врёт. Конкретно в определении истинных причин сосредоточения Рэкса на сыне в обход дочери и в отношении охоты. Но это были её тайны и совершенно не его дело.

— А как он отнёсся к тому, что ты переехала сюда? Или родителей вы с Адамасом в известность не ставили? — полюбопытствовал он. Миа пренебрежительно фыркнула.

— А ты отцу обо всех своих намерениях рассказываешь? Кажется, о том, что Адамасу известен адрес лаборатории, ты сообщил уже постфактум! Кстати, удивительно, не ожидала от тебя такого.

— Я и сам не ожидал, что сойдусь с младшим Страховым. Или вообще с кем-то. До этого лагеря я усиленно избегал привязанностей: не хотел, чтобы однажды получилось, как у отца. Когда они полагают, что их голоса что-то для тебя значат, а ты решаешь всё наперекор им. Потому что ты тут главный. В таких высоких званиях вообще не должно быть друзей — а то однажды так и разорвёшься пополам, между дружбой и общим благом, — Бельфегор помрачнел, но не так сильно, как мог бы: стоило признать, что приготовленный Миа ужин ощутимо поднял ему настроение. Девушка же посмотрела на него с живым интересом и как будто между прочим спросила:

— Но, что касается твоего отца, он ведь никогда особо не был озабочен вопросом общего блага. Он скорее разрывался между дружбой и собственным мнением.

— Распространённое заблуждение. Именно с приходом на пост Мессии-Дьявола моего отца организация пошла по пути защиты общего, мирового блага. До него МД представляла из себя оппозицию, этакий громоотвод для народного гнева. В гражданском правительстве у неё была лишь треть мест, а не половина, как сейчас. Находящийся под её крылом бизнес больше платил дань, чем развивался. Пикор и вовсе был запуган. Потому и на Севере долгое время творилось чёрт знает что, и на улицах частенько был полный беспредел, так как почти все существующие ОПГ спонсировались МД — в силу её основательной злокозненности. Заветы предпоследнего Стамесова, видишь ли, — Бельфегор криво ухмыльнулся. — Поначалу отец, конечно, делал вид, что он такой же, как и все до него. А пока суть да дело, подлаживал всё под себя. Убирал одних людей и сажал на их места других. Когда же почувствовал себя в безопасности, ударил по старым порядкам сразу со всех фронтов. Вот так постепенно МД встала наравне с ГШР. ОПГ в большинстве своём были уничтожены, Север почти загнулся — если бы не Зебастиан, которого наш же гвардеец проглядел, и не упёршийся Эдриан, сейчас там было бы тихо и пасторально. А уж с твоим отцом они в принципе уверенно шли к общему мировому правлению.

— А ты объективен? — тихо спросила Миа. — Ты не выгораживаешь его — бессознательно, так как он твой отец и никого, кроме него, у тебя нет?

— Я, скажем так, принимаю его со всеми недостатками и достоинствами. Натерпелся в своё время, чтобы избавиться от розовых очков. Но и плохо относиться не могу: у меня действительно никого ближе нет. Ты, я думаю, должна меня в этом понимать, раз так долго противостоишь своему отцу в вопросе выбора собственного пути.

— Да, пожалуй, мы похожи, — задумчиво кивнула Миа. — Тебе добавки, может?

Увлёкшийся разговором с ней, Бельфегор и не заметил, как опустошил свою тарелку. Он благодарно кивнул, хорони с готовностью вскочила, разворачиваясь к плите, где на подогреве стояла кастрюля с рисом и мясом, — и, при первом же шаге зацепившись ногой за недостаточно отодвинутый стул, рухнула на пол.