Иероглиф

«Уважаемый Имярек Буржуазович!

Журнал „Выводы“ (с вашей постной рожей на обложке) является совершенно новым медийным проектом. В отличие от других СМИ, которые нагло продаются на всех углах и во всех сортирах, наш аналитический журнал рассылается в черном глухом конверте в двадцать два адреса власть имущих, в такие адреса, которые не найдешь в адресных книгах. Нас читают во Дворце. Вам ничего не будет стоить, если вы дадите интервью нашему корреспонденту, это не накладывает на вас никаких финансовых обязательств, лишь одна приятность происходит от нашего общения. Все увидят, какой вы умный и красивый. Лучше всего, если вы не откажетесь стать членом нашего редакционного совета, вместе с вами мы укажем власти светлый путь, чтобы она (власть) не запуталась в тенетах…»

Пафнутьев остался доволен своим письмом. И начал новое:

«Уважаемый Марихуан Гашишович!

Наш журнал „Выводы“ – новый тип аналитического издания с огромным PR-эффектом…»

Спонсоры охотно шли на контакт с серьезным солидным изданием, от которого не следовало ждать подвоха. К концу года издание собиралось провести парад важных лиц, пригласить спикера Совета Федерации и соорудить специальный выпуск журнала с лучшими людьми на обложке. Спикера надеялись поместить в середину в обрамлении уважаемых людей. Людей с деньгами было много, а славы у них было с гулькин нос. А томиться сейчас в безвестности, а в грядущем – без вечной памяти человеку с деньгами было невыносимо. Хотелось побыть заслуженным и великим к ближайшему юбилею, а то и к смерти, заработать какой-никакой орденок, статейку или некролог с добрыми словами о заслугах перед Отечеством. Скупа наша Родина на добрые слова в адрес сынов своих. Скупы и потомки. Они, можно сказать, вообще сволочи, оставляешь им наследство и налаженные каналы, а взамен похоронить по-человечески не могут, уложат в холодный дешевый гроб, обитый красным революционным ситцем, забудут позвать хорошего попа и заочно отпоют незнамо где, и все – через пятнадцать минут забудут и приступят к салату оливье. И чего греха таить, вздохнут с облегчением, избавившись от надоедливого, растерявшего былое обаяние папаши. И давай считать, что он оставил после себя, чем поживиться можно после смерти трудяги…

…В Городе Дворцов после падения мэра Сливки стали появляться богатые. Под них складывался рынок услуг. Родилась социальная рознь. На этой розни и работала контора Сципиона. Он рассчитывал, что, испугавшись сплетен, смеси лжи и правды, богатенькие потянутся в его контору платить ему за молчание.

Отсюда, из этой болотной местности, пронизанной бронхитными ветрами, запахом плесени, старых книг и гниющих картин, есть пошла вся российская власть.

Интеллектуалы тут строго делились на сытеньких поклонников монархии и наоборот, поджарых и злобных революционеров. Полгорода плодоносило помпезными царственными именами, а полгорода были изрезаны прямыми проспектами с революционными именами: Проспект Французской революции, Проспект стачек, Площадь трех висилиц, Улица красных комиссаров… Попытки присвоить улицам мирные имена натыкались на оголтелое сопротивление общественности.

Наблюдались и странности, свойственные более провинции, нежели беспокойным столицам. Обыватели позволяли себе обедать по два часа в будний день. А в воскресенье гулять в парках. Местные дамы извечно предпочитали шляпки российским платкам и даже меховым уборам. Мужчины надевали на кожаные ботинки резиновые галоши и всегда имели при себе зонтики, чтобы дойти до общественного транспорта.

В столице, как известно, все обстоит проще, и столичные горожане одеты незамысловато – в «мерседесы».

Жители Города Дворцов зорко следили, чтобы власть не удумала сломать какой-нибудь старый сарай, возле которого однажды помочился Петр или сломалась ось кареты императрицы. Они часто выходили на демонстрации протеста против нововведений власти. Любили на досуге почитывать свои тухлые газетки, написанные языком призывов к гражданскому неповиновению. И уважали посматривать свое вековечное телевидение.