Иероним

– Дробилка… – вздохнул я, пытаясь осмыслить услышанное.

– Что? – блеснули желтые глаза.

– Машина… Насыпаешь гравий, вертишь, и выпадают нужные обточенные камни, брак отсеивается…

– Вроде того, но человеку масштаб не понять, не тот класс.

– Я что-то слышал про классы…

– Прошел испытание – получаешь класс и новые возможности…

– Хватит. Расскажи лучше, как по-другому использовать кристаллы. – Я решил, что пора заканчивать лекцию о непонятной, но важной структуре мироздания.

– Сейчас не знаю… понимаешь, ты становишься сильнее, вместе с тобой и я меняюсь, вспоминаю забытые при переходе знания. Такой закон. Вампал – зеркало хозяина, и умения возвращаются по мере совершенствования господина, хоть ты им формально и не являешься, освободив меня от рабства. Но закон есть закон, и власти над ним я не имею. Пытался вспомнить, но никак. Чувствую – знаю, а выразить не могу. Спрячь души… Одно знаю: подарок бесценен!

– Хорошо, пусть подождут своего часа, может, пригодятся… – согласился я с Адольфом и, бережно завернув в тряпицу кристаллы, уложил в рюкзак.

Любознательный светильник уменьшил пламя, бросая хаотично танцующие блики. Стрекот цикад музыкой окрашивал ночь, просачиваясь сквозь тряпичные стены шатра. Тяжело вздохнув, Адольф уронил голову на лапы, и его глаза превратились в желтые щелочки. Я разделся и накрылся шкурами. Закрыл глаза.

Сон не шел. Зря днем выспался…

Я пытался понять и представить услышанное от Адольфа, но мысли постоянно сталкивались друг с другом, создавая лишь хаос. Перевернувшись на другой бок, я стал думать о текущих проблемах.

Войско неуклонно растет… Победу не отпраздновали, а людям нужен праздник. Хорошо хоть самогонный аппарат заработал, и мыло получилось… Пора заняться временно упущенной идеологической подготовкой, да и небольшую реорганизацию провести не мешает. Вот только какую?

Пляшущее пламя раздражало, и я задул светильник. Тьма хлынула, поглотив пространство. В ногах монотонно сопел Адольф. Изрядно поворочавшись с боку на бок и обстоятельно подумав, я выстроил нечеткий план.

Должно получиться…

Уставший мозг успокоился.

Тихо подкравшийся сон потушил угасающую мысль – я не сделал ежедневное като.

– Ваша светлость… ваша светлость! – Сквозь дремлющее сознание пробивался испуганный знакомый голосок, рассеивая покрывало сновидений.

– Цинна, что случилось? – сонно спросил я, отрывая голову от подушки.

Полог шатра зашуршал, впустив трепещущий свет факела, освещающий хрупкую девичью фигурку. Тьма съежилась, откатившись по углам. Вампал, недовольно заурчав, заворочался в ногах.

– Ваша светлость… Олаф… умирает… вас просит…

– Кто?

– Олаф… Помните, ему в грудь попало копье? – Из карих глаз хлынули слезы.

– Иду! – Я вскочил с ложа.

В потемках порывшись в рюкзаке, развязал узелок и, зажав в ладони колючий кристаллик, выскочил наружу. Темная звездная ночь коснулась бархатными холодными пальцами обнаженного торса. Мурашки гурьбой побежали по спине. Возвращаться за одеждой нет времени, и в одних подштанниках, босиком я устремился вслед за мельтешившей в пламени факела девичьей фигуркой. Мокрая трава беспощадно хлестала ступни.

– Накиньте хоть плащ!.. – прокричала мне в спину Каталина.

Секунды сумасшедшего бега, и хлопающее пламя факела выхватило из тьмы навес, под которым лежали раненые. Олаф метался в бреду. Открытое круглое лицо покрылось смертельной бледностью с крупным бисером пота. Ресницы дрожали. Слипшиеся, мокрые от пота темно-русые волосы змеями спускались на серую в бурых пятнах тряпичную повязку, прикрывающую грудь.

– Мой лорд, – прошептали синюшные губы, – я умираю…

Склонившись над парнем, я почувствовал смердящий запах гниющего мяса.

– Кинжал!

Цинна хлопала заплаканными глазами, что-то бессвязно бормоча.

– Кинжал! – что есть мочи проорал я, и раненые зашевелились, отползая от умирающего товарища.

Трясущейся рукой Цинна подала темное лезвие. Звук разрываемой ткани – и пляшущее пламя факела осветило почерневший шрам на белой груди парня. Вонь гниения ударила в ноздри.

Гангрена?! Почему так быстро? Еще днем шрам был розовый!

– Я умираю… мой лорд… – Сквозь капли пота на лице несчастного проступала восковая маска смерти.

Нет! Только не это!

Адреналин ударил в голову, заставив учащенно забиться сердце. Холод ночи бросил в дрожь, и я, схватив Олафа за плечи, прильнул к мертвенно-бледному лицу. Глядя в стекленеющие серые глаза, прошептал:

– Жить хочешь?

– Да, – чуть слышно слетело с губ.

С хрустом отломив шип от кристалла души, я воткнул блестящий осколок в грудь умирающего, накрыв ладонью. Тело Олафа изогнулось в конвульсии. Пальцы обожгло вспышкой боли. Яркий свет волной прошел по холодеющему телу парня, осветил пространство, выхватив удивленные лица раненых. Волосы на голове Олафа моментально высохли, и ночной ветер сдул белое облачко пара. Широко раскрылись серые глаза, отражая безумный огонь боли, и дикий крик огласил ночь. В лесу завыли волки, вторя нечеловеческому воплю. В лагере, гремя доспехами, вскакивали воины.