Иероним

Готовился ужин, и, немного покопавшись в гнезде, я нашел под ветками почти истлевший кожаный мешок, набитый тяжелым хламом. Подтащив поближе к огню, разрезал ножом. Из мешка выпал объемный, завернутый в промасленное тряпье сверток, грушеобразная закрытая пробкой тыква, почти сгнивший большой моток веревки и ржавый крюк. Котенок деловито подошел и обнюхал находку. Заинтересовавшись свертком, зацепил когтями промасленную тряпку, пытаясь развернуть.

– Не спеши, потом посмотрим.

Меня больше интересовало содержимое тяжелой тыквы, явно смахивающей на сосуд. Ненужный мешок, крюк и веревку отбросил на кучу ржавого железа. Откупорив тыкву, понюхал – опыт в питии незнакомых жидкостей был. Ноздри уловили едва чувствовавшийся запах виноградного вина, наверное, колоссальной выдержки. Немного отхлебнул.

Все-таки жизнь ничему не учит.

Приятная, с легким ненавязчивым вкусом влага прокатилась по горлу и слегка согрела желудок. Запах жарившегося мяса лишь усилил аппетит. Котенок с укоризной посмотрел, продолжая попытки развернуть сверток. Небольшие, вооруженные маленькими когтями лапки проворно пытались содрать промасленную тряпку. Жесткая материя не поддавалась. Решив немного отложить ужин, закупорил тыкву и пришел на помощь неугомонному зверьку.

Рыжий, нахохлившись, отошел в сторонку и принялся пристально следить, а я размотал промасленное тряпье, и к ногам, звякая железом, упала свернутая чешуйчатая кольчуга. Мастерски сделанные чешуйки переливались зеленым в свете огня. Изнутри шедевр оружейников был подбит мягкой замшей. Судя по размеру, вполне могла подойти. Развязав штанину на поясе, снял спальник и надел кольчугу. Руки свободно вошли в рукава, плавно, второй кожей чешуйки скользнули по спине.

Мастер дело свое знал.

Вес не ощущался. Переплетенные колечки надежно покрывали грудь и спину, сбегали с плеч по рукам и заканчивались чуть ниже локтя, на предплечья шли рукава с тонкими утягивающими тесемками. Немного повозившись, зашнуровал их. Вверху кольчуга имела капюшон. Надел его на лысую голову. Замша мягко сдавила череп. Мелкие чешуйки закрывали горло и шею до затылка, от ушей переходя в кожаную шапочку, специально сделанную, чтобы шлем плотно прилегал к голове и не скользил. Ощупав голову, обнаружил небольшие отверстия напротив ушей – капюшон не мешал слышать. Внизу кольчуга немного не доходила до середины бедра, впереди и сзади имелись небольшие разрезы, обеспечивающие удобство при ходьбе. Мягкая кожа не давала железу соприкасаться с телом и сохраняла тепло.

Радости моей не было границ. Теперь не придется постоянно таскать на себе хламиду спальника. Вот бы и штаны какие-нибудь найти!..

Котенок, довольно фыркнув, снова забрался на рюкзак.

Присев у костра, я снял вертел с прожаренным мясом и принялся откусывать горячие кусочки, запивая найденным вином. Аромат жареного ударил в нос. Один кусок своеобразного шашлыка положил рядом на тряпочку и в небольшую, найденную в хламе миску налил немного вина. Мой спутник резво соскочил и принялся за еду, запивая вином.

Очень странный зверь! Никогда бы не подумал, кошки пьют вино. Хотя называть его кошкой тоже неверно.

В свете огня была хорошо видна собачья мордочка. Расстелив теплоизоляционный коврик, не снимая кольчуги, залез в спальный мешок. Автомат положил рядом. Мясо и вино сделали свое дело, и организм набирался сил, наполняясь тягучей истомой. Рыжий, окончив трапезу, довольно зевнул и устроился у меня под боком, протянув лапы к костру. Огонь приятно согревал, и я, не задумываясь о завтрашнем дне, провалился в долгожданные объятия сна.

Сон – одно из лучших лекарств от потрясений и невзгод. Мозг отдыхает от проблем, не поддающихся осмыслению. Лишь подсознание упорно ищет выход. Снилась Кер – более прекрасной и одновременно опасной девушки я не встречал. На фоне пережитого минуты общения с тельхинкой казались сказкой. Наш последний смертельный танец плыл перед глазами. Серебряная маска, улыбнувшаяся напоследок, не казалась такой зловещей. Манящая и вместе с тем смертельная грация гибкого тела – выше всех похвал. Стриптизерши продали бы душу дьяволу за такую пластику. Мы кружили в смертельном танце. Кинжалы – продолжение рук – едва касались друг друга. Сталь сверкала и пела свистом рассекаемого воздуха. Танец сосредоточенности и пластики, каждое прикосновение смертельно. Красота завораживала, качая на крыльях сна. Прощание в лучших традициях драмы запечатлело кровавый поцелуй под высокой грудью прекрасной тельхинки. Ее глаза светились обожанием и теплом, намертво отпечатавшись в моей памяти.

Интересно устроен человек – запоминает хорошее, а не ту первую встречу, когда лишился глаз.

В красивом прощальном танце мы кружились всю ночь.

Проснулся в полумраке, возбужденное биение сердца отдавалось в груди. Непонятный страх сдернул одеяло сна. Угли еще теплились, окрашивая мрак красноватым фоном, подмигивая из-под седого пепла. Стелющимся легким туманом, дрожащим маревом подплывала к костру полупрозрачная фигура в старинных доспехах.

6