Совет военачальников положил: воспользоваться общим восторгом для приступа на другой день; и в ту же ночь Готфрид перенес стан свой и перекатил огромную башню, с позлащенным на ней крестом, к юго-восточной стене, более благоприятной для осады. Танкред остался против Вифлеемских врат и угольной башни, и между ними оба Роберта; а на Сион граф Раймунд ценою денег, под тучею стрел завалил глубокий ров, отделявший его от южных твердынь города, которые защищал сам эмир Иерусалимский. Начался убийственный приступ и не менее сильный отпор; стрелы и камни, кипящее масло и греческий огонь сыпались на стенобитные орудия осаждавших, и в отважной вылазке неверные покусились сжечь подвижные башни, но их отразили, хотя и повреждены были орудия. Ночь прекратила бой, и с горестью возвратились в стан свой христиане, вздыхая о том, что не почел их достойными Бог овладеть Св. Градом для поклонения Христову гробу; неверные же ругались им со стен, которых проломы спешили завалить камнями. Но в течение целой ночи духовенство возбуждало в шатрах доблесть воинов, и на утро уже опять были готовы к бою и люди, и орудия. С рассветом начался приступ на тех же местах, теми же вождями и с одинаковою яростью, посреди камней, стрел и дикого вопля бьющихся и стона умирающих.
Во время боя, по словам летописцев западных, две чародейки явились на стенах, заклиная силы ада на помощь неверным, и два гонца, посланные от Аскалона, куда приближалось уже многочисленное полчище халифа Египетского, искали проникнуть в город, чтобы поддержать дух осажденных надеждою на скорую помощь; но они были перехвачены крестоносцами и трупы их брошены через стены врагам. Полдня уже длился бой; подвижные башни христиан несколько раз загорались, и недоставало воды для угашения огня; золотой крест на башне Готфрида привлекал к нему главные усилия неприятелей, и он бился с двумя своими братьями на верху площадки, усеянной трупами его рыцарей; многие погибли у подошвы стен, под грудою низвергаемых камней; греческим огонь пожирал самое оружие воинов, искавших спасти тараны и башни; полуденный зной довершал изнеможение ратных, уже отчаявшихся в небесной помощи. Одно мгновение все изменило; крестоносцам внезапно показался блестящий всадник на горе Елеонской, который щитом своим подавал знак, чтобы вступили в город; и оба вождя, Готфрид и Раймунд, воскликнули в одно и то же время, что сам великомученик Георгий им помогает. Имя небесного витязя оживило дружины, все с новой ревностью устремились в бой; жены и дети, и даже болящие, стали разносить по рядам воду, пищу и оружие и помогать воинам двигать туры.
Общими силами подкатили к самой стене башню Готфрида, и, несмотря на стрелы и огонь, спустился с нее подъемный мост; пламя, раздуваемое неприятелями, от нечаянного ветра обратилось на них самих, и вслед за двумя рыцарями Готфрид третьим вскочил на стену Иерусалимскую в сопровождении братьев и иных витязей; вслед за ними устремились в город и прочие воины и бились по улицам с сарацинами. В то же время разнесся слух, что блаженный епископ Адемар и многие крестоносцы, павшие в битвах, явились впереди дружин и водрузили знамена свои на башнях Иерусалимских. Одушевленные сим рассказом, Танкред и два Роберта проникли также внутрь города, при кликах «так хочет Бог!» одни по лестницам, другие чрез проломы стен, и разбили секирами врата Гефсиманские для прочей толпы. Еще медлил один Раймунд Тулузский со стороны Сиона; но и его полки, услышав об успехах своих братьев, бросили туры и тараны и по лестницам взобрались на стены. Эмир Иерусалимский принужден был заключиться в крепость Давида, так называемый замок; все, проникшие в город, со слезами обнимались на улицах, поздравляя друг друга с победою.