Читаем Иерусалим правит полностью

Миссис Корнелиус спросила Квелча, хорошо ли он знает Лондон, но заметила, что собеседник замялся, и тут же отступила. Какое-то мрачное воспоминание, тягостная тень прошлого… Моя подруга быстро вернула Квелча в мир солнечного света, спросив, что он думает о Китае и Индии, где он побывал вскоре после отъезда из Англии. Профессор отвечал с приметным облегчением, его замечания были краткими и остроумными. Квелч сказал, что наслаждался работой в банке в Макао. С португальцами получалось очень легко ладить. Ему повезло, и он снял квартиру вместе с хорошо воспитанным уроженцем Лиссабона, которому пришлось какое-то время заниматься семейным бизнесом, прежде чем вернуться в португальскую столицу и сесть за письменный стол.

— Мануэль теперь известный поэт. Но, подобно многим другим современникам, он вмешался в политику. Это опасная игра в нашем мире. Раньше политика была подходящим занятием для джентльменов, а теперь даже в Англии все захватили профессиональные политиканы. Это — смерть демократии, конец свободного представительства. А единственная альтернатива — правление толпы. Уже скоро Лондон станет похож на Александрию. И поделом…

Снова этот всплеск мучительной ярости, соединенной со спасительным цинизмом.

— Вы уверены, тшто не хотшете выпить, дорогой? — спросила миссис Корнелиус. — Может, лимонад?

Словно старый брошенный кот, постепенно вспоминающий о радостях домашнего очага, постоянного питания и прикосновения любящих рук к шерсти, он позволил уговорить себя. Даже я, наблюдая за этим представлением, чувствовал, что окунаюсь в ту же самую теплоту, растворяюсь в огромных волнах внимания и заботы, исходящих от миссис Корнелиус. Она стала земной богиней. Она стала Изидой[369].

— Я в начале жизни был кем-то вроде грекофила. — Держа стакан с лимонадом в тонких пальцах, Квелч, передвинув один сустав за другим, свернулся в кресле, как фантастическое насекомое. — Но Афины стали невозможными с началом войны.

— Тшистая правда. — Миссис Корнелиус убедила всех нас, что Афины ей знакомы с незапамятных времен.

Уверен, она однажды посещала город, когда путешествовала со своим персидским плейбоем.

— И вдобавок это ужасное дело, связанное с Лоуренсом. Скандал и все такое прочее. Да, все было надежно спрятано под сукно, но рты людям заткнуть не удалось. Я попытался заинтересовать издателя. Здесь есть несколько типографий, в которых выпускали мои небольшие брошюры, и я написал Сикеру[370] в Лондон, но, очевидно, теперь он интересуется только изящной словесностью. Полагаю, за нее неплохо платят. Восторженные сочинения последователей Гете и Фрейда. Вам наверняка известны такие вещи.

— Ужасно, — согласилась она.

Эсме смотрела на миссис Корнелиус каким-то новым взглядом, почти как теннисистка, следящая за подачей противницы. Меня не покидало разочарование: эти две замечательные женщины не могли стать подругами. Ведь дело не в том, что они соперничали, борясь за одного мужчину! У Эсме был я. У миссис Корнелиус был Вольф Симэн, который теперь то и дело бросал мрачные взгляды на покрытые солнечными зайчиками роскошные стены вагона. Наш поезд покидал Александрию, начиная путешествие мимо полей, болот и каналов полуострова, где дикие птицы взлетали, заслышав высокомерный рев локомотива, а старики отрывались от древних деревянных плугов, демонстрируя нам тощие руки и беззубые рты. Я сочувствовал беднягам, обреченным на такое существование, когда даже появление Каирского экспресса казалось интереснее, чем все прочие события. И однако же именно такие люди по всему миру обеспечивали успех нашего кино. Наконец-то неграмотная масса получила в свое распоряжение великое искусство! Неудивительно, что самая мощная киноиндустрия в мире сформировалась в Египте, Гонконге и Индии. И она стала средством управления людьми. Теперь крестьянину вовсе не требуется читать. Его даже титры отвлекают. Именно поэтому магнаты и их марионетки демонстрируют на экране насилие, ставшее естественным выразительным инструментом в кино. Хотя насилие ничуть не более «естественно» для кино, чем для романа. Мы создали эстетическую теорию на основе коммерческой выгоды и политического жульничества. Теперь новоявленные голливудские режиссеры могут по-ученому объяснить, почему мужа убили, жену изнасиловали, а злодея выследили и уничтожили во время автомобильной погони. Я спросил девчонку Корнелиус, считать ли противоположностью «свободы слова» «запертое слово», а может — «запирающее слово». Такое слово нужно, чтобы оправдывать и поддерживать мнения, которые больше не приносят пользы и не представляют моральной ценности. С помощью слов мы гораздо чаще запираем себя в тюрьму, чем освобождаем из нее. Vi heyst dos? Ikh red nit keyn ‘popsprecht’. Tsidiz doz der rikhtiker pshat?[371] Я смотрю эти телепрограммы. Каждую ночь мне приходится слушать англичан, объясняющих, почему они лучше всех остальных людей в мире. Турецкое телевидение, полагаю, теперь немногим отличается от английского.

Перейти на страницу:

Все книги серии Полковник Пьят

Византия сражается
Византия сражается

Знакомьтесь – Максим Артурович Пятницкий, также известный как «Пьят». Повстанец-царист, разбойник-нацист, мошенник, объявленный в розыск на всех континентах и реакционный контрразведчик – мрачный и опасный антигерой самой противоречивой работы Майкла Муркока. Роман – первый в «Квартете "Пяти"» – был впервые опубликован в 1981 году под аплодисменты критиков, а затем оказался предан забвению и оставался недоступным в Штатах на протяжении 30 лет. «Византия жива» – книга «не для всех», история кокаинового наркомана, одержимого сексом и антисемитизмом, и его путешествия из Ленинграда в Лондон, на протяжении которого на сцену выходит множество подлецов и героев, в том числе Троцкий и Махно. Карьера главного героя в точности отражает сползание человечества в XX веке в фашизм и мировую войну.Это Муркок в своем обличающем, богоборческом великолепии: мощный, стремительный обзор событий последнего века на основе дневников самого гнусного преступника современной литературы. Настоящее издание романа дано в авторской редакции и содержит ранее запрещенные эпизоды и сцены.

Майкл Джон Муркок , Майкл Муркок

Приключения / Биографии и Мемуары / Исторические приключения
Иерусалим правит
Иерусалим правит

В третьем романе полковник Пьят мечтает и планирует свой путь из Нью-Йорка в Голливуд, из Каира в Марракеш, от культового успеха до нижних пределов сексуальной деградации, проживая ошибки и разочарования жизни, проходя через худшие кошмары столетия. В этом романе Муркок из жизни Пьята сделал эпическое и комичное приключение. Непрерывность его снов и развратных фантазий, его стремление укрыться от реальности — все это приводит лишь к тому, что он бежит от кризиса к кризису, и каждая его увертка становится лишь звеном в цепи обмана и предательства. Но, проходя через самообман, через свои деформированные видения, этот полностью ненадежный рассказчик становится линзой, сквозь которую самый дикий фарс и леденящие кровь ужасы обращаются в нелегкую правду жизни.

Майкл Муркок

Исторические приключения

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия