Иерусалим правит

Они спросили, что привело в Луксор меня. Я ответил, что у меня здесь сразу два дела. Мне предстояла встреча с другом, высоким джентльменом, славянином, возможно, носившим арабскую одежду. Я был сценаристом и актером в кинокомпании, которая завтра начнет здесь съемки. Мои новые знакомые оказались впечатлены. «А это триллер? Вы знаете Секстона Блейка?» Они уже слышали о Ститоне и были польщены, что встретили такого человека, как я, который мог дать консультации касательно их незначительных проектов. Они предположили, что их аттракцион также в определенной степени связан с театром. Я ответил, что как-нибудь в другой раз буду счастлив помочь им. Однако тем вечером мне в первую очередь требовалось разыскать друга. Эти добросердечные люди решили мне помочь. Понимая, какое преимущество мне дадут спутники, свободно говорящие на английском, арабском и некоторых местных диалектах, я принял их предложение, хотя уже чувствовал угрызения совести: у Коли могли быть причины для того, чтобы избегать встречи со мной. Когда мы покинули первый из нескольких баров, я сказал своим знакомым, что, вероятно, лучше заняться поисками в другое время, но они стали настойчивы. С той отвагой, которую проявляют мусульмане, дорвавшись до алкоголя, они осушили несколько стаканов местного бренди. Мне тогда пришло в голову, что ислам, как никакая другая религия, ясно отражает предубеждения невротичного и фанатичного варвара. «Подчинения» можно, по-видимому, добиться только при помощи «подавления». Или все они втайне стремятся к подчинению, создавая проблемы и устраивая конфликты, как в садомазохистском браке? Ислам — религия людей, которых влечет поражение. И все мы знаем, насколько опасна такая религия, когда власть, действующая из лучших побуждений, не угрожает, а стремится к компромиссу. Я писал об этом в Министерство иностранных дел. Мир был бы сейчас совершенно иным, если бы Франция и Великобритания придерживались первоначальных планов в Суэцком вопросе. Феллахи замечают только мундиры, а не лица тех, кто носит эти мундиры.

Чем больше пили мои спутники, тем более темные и мрачные бары они выбирали. Думаю, они пытались разыскать какой-то особый бордель, но я не вполне понимал, чего именно они хотели. Они, однако, уверили меня, что граф Петров непременно окажется в подобном месте. Европейцам особенно нравились эти учреждения. Люди, по их словам, будут не так осторожны, если именно я спрошу, где находится такое заведение. Их самих могут просто принять за офицеров полиции. Но нужный бар разыскать никак не удавалось. Уже почти рассвело, когда я внезапно очнулся. Я проявил не только глупость, но и эгоизм, выкрикивая Колино имя по всему Луксору. Мои спутники уже почти не могли разговаривать связно; я понимал, что мы находимся где-то в предместьях города и отсюда не так уж трудно вернуться к горе и «Зимнему дворцу». В случае необходимости я мог остановить ближайшую коляску. Эти «конные такси», как я слышал, до сих пор занимают ключевое место в жизни египетских городов.

Улицы освещало только слабое жемчужное сияние приближавшегося рассвета, а населяли их в основном собаки и кошки, которые появлялись каждую ночь и на свой скотский лад подражали дневным повадкам людей. Я мог представить, как они препираются и меняются какими-то гнилыми отбросами, засиженными мухами объедками, подражая ритуалам, которые проделывали их хозяева, когда перепродавали разное барахло или каких-нибудь несчастных ослов, покрытых слоем грязи, чтобы спрятать болезнь. И все же эти ночные обитатели улиц были лучше воспитаны: никто из них не пытался преградить мне путь. Скоро я завидел впереди знакомый шпиль мечети. Судя по всему, я находился неподалеку от Луксорского храма; отсюда я мог легко добраться до отеля. Возможно, Коля скрывался в мусульманском облачении. Неужели мой друг так хорошо замаскировался, что смог по своей воле проникнуть в запретные убежища верующих? Меня клонило в сон, и зрение затуманивалось. Спиртное, выпитое в компании новых египетских друзей, все-таки подействовало.