Иерусалим правит

Она спросила, какой звук я уловил, но я покачал головой.

— Наверное, я слушал пустыню, — сказал я.

На нее это произвело впечатление, и некоторое время она ничего не говорила. Еще не было и девяти часов, и гора по-прежнему не могли принять решение. Я подумывал выстрелить из митральезы, чтобы поторопить их, но тут заметил, что некоторые африканцы вернулись в залитый светом лагерь и вытолкнули вперед пленника — бородатого мужчину, дико вращавшего глазами, босого, в порванном бедуинском бурнусе. Его руки были стянуты за спиной, изо рта у него торчала палка, привязанная так, чтобы он не мог говорить. Через мгновение я узнал графа Николая Федоровича Петрова. Он, как и обещал, стал первым белым, который попробовал воду Затерянного оазиса!

Теперь я понял затруднения, возникшие у гора.

Они не могли решить, представляет ли Коля какую-то ценность для нас. Если так, они обменяют заложника на что-то, спасут свою репутацию и с честью отправятся дальше. Мне оставалось только опустить на столик чашку, подойти к корзине, взять большую аварийную лампу и подать знак вождю в белом тюрбане.

— Уверен, — сказал я на своем лучшем арабском, — что произошло недоразумение.

Синьорина фон Бек присоединилась ко мне.

— Это ваш друг, шейх Мустафа?

— Слуга, — объяснил я. — Простоватый парень. Он ушел несколько дней назад. Он — сын белой женщины и немного знает русский язык. Вы говорите по-русски, синьорина фон Бек?

Она призналась, что выучила только несколько слов. Это означало, что я мог спокойно побеседовать с Колей.

— Мой дорогой друг, я намерен спасти тебя, — заявил я. — Но ты должен играть свою роль.

Я с радостью отметил энергичный кивок Коли, доказывавший, что он все еще сохранил остатки здравого смысла.

Тогда начались долгие переговоры с дикарями, которые, громко крича и задавая вопросы, попытались узнать, какую ценность представляет для меня Коля. Я понял, что они предлагают этого раба на продажу. Я сказал, что мне нужен крепкий парень, а их пленник с виду довольно слаб. Его бросили в пустыне? И почему ему заткнули рот?

Они заверили меня, что мужчина мускулистый и здоровый, настоящий верблюд, если речь идет о работе. Правда, теперь он немного перегрелся на солнце, но это никак не влияло на его ценность. Он непременно выздоровеет.

Переговоры уже набрали обороты, и я почувствовал, что смогу лучше всего помочь другу, если буду демонстрировать полное отсутствие интереса к торгу.

— Сильная собака для меня бесполезна, если она бешеная. Смотрите — у него пена изо рта идет!

Они тут же громко заорали, возражая мне. Это просто слюна — кляп у раба слишком плотный. Если мне не интересна покупка, они отведут его в Куфру и продадут там. Я ответил, что приехал из Куфры и не видел там людей, которые покупали бы для работы в полях сумасшедших бродяг. Я добавил, что в парня, наверное, вселился джинн. Иначе почему он связан, а рот у него заткнут? Пусть лучше бедное существо уйдет в пустыню и Бог позаботится о нем.

Нет, настаивали они, он будет работать. При свете факела они развязали веревки. Вынули изо рта Коли палку. Он забормотал что-то невнятное. Потом они копьями подтолкнули Колю к воде и остановились посмотреть, как он пьет. Затем его заставили принести в оазис бурдюки и наполнить их, что он проделал с некоторой поспешностью, в полной мере осознав важность игры. Он быстро ходил туда и обратно при свете костра. Он перенес дюжину мехов за раз. Я начал опасаться, что Коля станет работать слишком хорошо и тогда его хозяева поднимут цену до недосягаемых пределов.

Синьорина фон Бек восхищалась моими торговыми навыками, хотя я пока еще не предложил никакой цены за Колю. Мы до сих пор сговаривались, стоит его покупать или нет. Когда взошла луна, слегка посеребрив горизонт, ни одна сторона еще не назначила цену. Наконец я сказал, что сообщу, готов ли заключить сделку и выкупить их пленника, утром. Пока вопрос останется нерешенным. Колю, казалось, это не слишком обрадовало, но я снова заговорил по-русски, как будто обращаясь к кому-то из своей группы, стоявшему позади:

— Терпение, мой друг. Я освобожу тебя завтра к полудню.

Ночью я расположился на отдых и напоил верблюдов, использовав запасы балласта синьорины фон Бек, а затем устало завернулся в джард[603] и приготовился уснуть на земле. Синьорина фон Бек, скрывшись в плетеной корзине, еще некоторое время не спала и читала при свете аварийной лампы, а из темноты доносились приглушенные напевы самых известных арий из «Лоэнгрина» под монотонный ритм барабанов гора, которые, думаю, пытались заглушить пение моего друга. Потом голос Коли внезапно умолк, и я стал наслаждаться покоем и тишиной.

Утром меня разбудила очаровательная воздухоплавательница в свободной джеллабе с капюшоном; леди предложила мне чашку, в которой, судя по запаху, мог находиться только лучший колумбийский кофе. Я покачал головой, выражая удивление и восхищение, и сел.