Иерусалим правит

Однако у людей в Касабланке скоро возникли «проблемы с таможней» (явно помехи со стороны султана), и задержки не прекращались, пока, сгорая от нетерпения, я не взял дело в свои руки. Я услышал о машине, найденной туарегскими пастухами на пути к Таруданту[676]. Очевидно, она приземлилась более или менее благополучно, поскольку шасси было повреждено незначительно, однако пилота так и не нашли. Машина оказалась старым французским монопланом «Блерио»[677] и, возможно, попала в пустыню еще до войны. Лейтенант Фроменталь не смог проследить ее происхождение по французским документам и пришел к заключению, что самолет, вероятно, принадлежал джентльмену-летчику, который просто бросил машину, когда двигатель, без сомнения, засорившийся, окончательно заглох. Летчик, возможно, благополучно присоединился к каравану верблюдов, шедшему в Марракеш, а оттуда вернулся в родную страну. Или, что еще более вероятно, какие-то туареги поймали его и продали в рабство. Я так ничего и не узнал — зато теперь у меня, по крайней мере, был полезный, хотя и устаревший двигатель. После того как я провозился с ним несколько дней, очень радуясь возвращению к практическим занятиям с гаечными ключами, штепселями и цилиндрами, механизм стал функционировать просто отлично. Это оказался тяжелый старый «Мартинес Бланко» — модель, которую не слишком высоко ценили даже в 1912‑м; но ничего иного у меня не было, и очень скоро я смог объяснить своим людям, как аккуратно установить двигатель на мою любимую машину — изящный «Сахр эль-Друг», мой «Ястреб вершин». И теперь у меня появился работающий самолет! Через неделю-другую я снова поднимусь в воздух. Тогда я смогу (втайне думал я) делать все, что пожелаю, — остаться у паши или продолжить путешествие в Рим с Рози фон Бек. Я не собирался предавать своего работодателя, но чувствовал себя гораздо счастливее теперь, когда у меня появилась действующая машина, средство спасения. Я надеялся испытать ее. У нее был необычно широкий размах крыльев, примерно в пятьдесят футов, и изящный корпус, укрытый блестящим разноцветным шелком. Машина напоминала великолепное насекомое. Ее тело возносилось на тонких гидравлических стержнях, поддерживавших колесную ось. Тяжелый темный двигатель выглядел немного неуместным, но я улучшил вид самолета, добавив удлиненный пропеллер, который удалось использовать благодаря более высокому шасси, — в результате сходство аппарата с насекомым увеличилось. Мистер Микс, присланный эль-Глауи, чтобы запечатлеть это фантастическое рождение, создание первого марокканского воздушного корабля, увидел мое творение раньше всех. Он сказал, что машина выглядит изумительно — нечто подобное мог бы придумать Дуглас Фэрбенкс. Мне это польстило. Фэрбенкс оставался моим киногероем много лет, даже после того, как стало ясно, что идеальный брак с Мэри был обманом, а сам он — Halbjuden[678]. Я не могу сказать, что сильно удивился. Пикфорд никогда не подходила для взрослых ролей. Я взял на себя смелость вывести по обе стороны самолета, за крыльями, лозунг «Ас из асов», так как думал, что это привлечет возможных американских покупателей; узнаваемые арабские символы славили Бога и Глауи. Моих рабочих всегда поражали мельчайшие детали, все те новые чудеса, которые они создавали, повинуясь моей воле. Думаю, они так же гордились нашей первой птицей, как и я. Они могли предвидеть час, когда, возможно, ведомая самим «Асом» Питерсом, их небесная конница взлетит, чтобы сражаться с той же отвагой и хитростью, которые арабские всадники демонстрировали в течение многих столетий на земле. Я, со своей стороны (пусть это было немного эгоистично и прозаично), видел рекламу собственного гения, который теперь просто не могли не заметить в Италии. Благодаря вмешательству своего покровителя я уже получил новый паспорт на американское имя, но сохранил и испанский, а также марокканские документы. Я мог спокойно путешествовать по всему миру. Я вспомнил, как смеялся над словами Шуры: «Два имени лучше, чем одно, Димка, а три — лучше, чем два». Теперь я постиг мудрость этого принципа! Дело не в расцвете преступности, а в необходимости обычной страховки в опасные времена.