Иерусалим: три религии - три мира

Ни один источник не донес до нас описания внешнего вида второго храма, построенного вернувшимися из Вавилонии. Но есть надежда, что археологам удастся устранить этот пробел. В недавнее время при раскопках одного из холмов близ г. Шхема (Наблус), древнего центра Самарии, были обнаружены остатки стен и алтаря, датированные периодом возвращения из Вавилонского плена. Возможно, эта находка имеет отношение к истории, о которой повествует историк Иосиф Флавий.[29] Согласно его рассказу сын иерусалимского первосвященника Манассия женился на дочери вождя самаритян Санаваллета. Манассия нарушил установленные после возвращения из Вавилона строгие правила, запрещавшие служителям культа брать в жены иноверок, за что был изгнан из Иерусалима. Санаваллет, исходя из своих политических интересов, повелел построить для него в Шхеме храм по образцу и подобию иерусалимского. Как полагают археологи, части именно этого храма открылись им под развалинами византийской церкви в Шхеме.

Второй храм был освящен в 515 г. до н. э. В масштабах огромной империи персов, простиравшейся от берегов Средиземного и Черного морей до Индии, это событие не вызвало сколь-либо значительного резонанса. Маленькая далекая Иудея, ставшая частью одной из 20 персидских сатрапий,[30] мало интересовала центральные власти. Однако для евреев восстановление храма стало важной вехой в духовной и политической жизни. Они вновь обрели центр своей веры и национальной самобытности в стране предков, в Святом городе Иерусалиме.

Касаясь литургии во втором храме, мы вновь попадаем в область споров и противоречивых суждений. Так, английский историк К. Армстронг склонна считать, что один из самых важных еврейских религиозных праздников Йом Кипур — День искупления, или Судный день — возник именно в поствавилонский период. Он отражал осознанную потребность «вавилонских изгнанников» в покаянии за своих грехи, послужившие причиной разрушения Иерусалима и утраты ковчега Завета[31] Раз в год в этот день первосвященник входил в Святая Святых храма и обращался от имени народа к Всевышнему с торжественной молитвой о всепрощении. Затем он приносил в жертву двух козлов, один из которых предназначался Богу, а другой — Азазелу (злому духу пустыни). Первое животное полагалось приносить в жертву в храме, а над вторым первосвященник исповедовал грехи народа, и затем его уводили в пустыню и, согласно еврейскому преданию, сбрасывали с высокой скалы. Сторонники более раннего происхождения этого праздника утверждают, что уже в глубокой древности у кочевых народов Востока сложились представления об искуплении грехов именно посредством возложения их на «козла отпущения». Они считают поэтому, что ритуалы Йом Кипур исполнялись еще в период пребывания колен Израилевых во главе с Моисеем в пустыне, а затем стали частью литургической практики уже в первом иудейском храме.

С течением времени метафорический образ «козла отпущения» вошел во многие языки, обозначая как отдельные личности, так и целые народы, на которых люди, во все эпохи искавшие оправдание собственных неудач и ошибок во внешнем мире, возлагали вину за все беды. Нередко на протяжении истории сами евреи оказывались в этой трагической роли.

* * *

Первосвященники второго храма, пользуясь предоставленной персами автономией, сосредоточили в своих руках духовную и светскую власть и получили привилегии для всех служителей храма в виде освобождения от имперских налогов. С возрождением нормальных коммерческих связей иерусалимский храм, как и ряд других культовых святилищ в Персидской империи, приобрел право чеканить собственные монеты. Причем, несмотря на старательные усилия иерусалимской теократии оградиться от всяких языческих влияний, на обеих сторонах монеты воспроизводилась эллинская символика в подражание афинским драхмам — «твердой» валюте той эпохи. И лишь выбитые на монетах древнееврейские буквы, обозначавшие название провинции Иудеи, свидетельствовали о месте их выпуска.

* * *

Восстановление и укрепление Иерусалима было встречено враждебно его ближайшими соседями самаритянами и аммонитянами. Город постоянно находился под угрозой грабительских набегов и разрушений, его пришедшие в упадок укрепления не могли защитить жителей. В этих исторических обстоятельствах на сцене появляется еще один великий строитель и преобразователь гражданской и духовной жизни Иерусалима — Неемия. Библейская хроника сохранила для нас подробнейший отчет о его деятельности на протяжении двадцати лет, изложенный от его собственного имени (Книга Неемии). Неемия занимал высокое положение при дворе персидского царя Артаксеркса I, и ему удалось убедить монарха в необходимости восстановления стен Иерусалима и заручиться монаршей помощью в обеспечении строительными материалами.