Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

Влк. Кавроста устраиваются литературные вечера и собеседования на тему о пролетарском искусстве и культуре вообще <…>409.

Вместе с тем, возможно, что Авалов у Ю. А. Слезкина – некий собирательный образ начальника-коммуниста во Владикавказе: в нем могли отразиться взаимоотношения М. А. Булгакова и с Б. Е. Этингофом. «Вольная крепостного», которую получил герой, вероятно, и была указанием на амнистию М. А. Булгакова, а может быть, и самого Ю. Л. Слезкина.

Эпизод о «гуманном человеке», рассказанный Алексеем Васильевичем в романе «Столовая гора», возможно, также имеет документальную основу, связанную с биографией обоих писателей (?), но особенно отчетливо в нем угадывается личность М. А. Булгакова. Вероятно, именно поэтому Ю. А. Слезкин подчеркивает, что это не воспоминания его героя, но история, случайно услышанная знакомым:

Дело в том, что его приятель-врач, собственно даже не приятель, а так, знакомый, случайно разговорился в дороге с одним молодым человеком, особистом. Как врачу, ему интересно было знать, как ведут себя те, которых должны расстрелять, и что чувствуют те, кому приходится расстреливать. <…> Однажды ему пришлось иметь дело с интеллигентным человеком. Это – бывший кадет, деникинец; застрял в городе, когда пришли красные, и, скрываясь, записался в комячейку. Конечно, его разоблачили и приговорили к расстрелу. Это был заведомый, убежденный, активный контрреволюционер, ни о какой снисходительности не могло быть и речи. Но вот, подите же. Особист даже сконфузился, когда говорил об этом: у него не хватило духу объявить приговор подсудимому. Он не был настолько жесток <…> Особист пригласил к себе приговоренного и объявил ему, что приговор вынесен условный, что ему нужно только подписать его и через день он будет освобожден. Потом вывел его на лестницу и, идя сзади него, выстрелил ему в затылок410.

Только финального выстрела, в отличие от героя Ю. Л. Слезкина, М. А. Булгакову удалось избежать. Но возможно, этот выстрел служил указанием на последующее и неожиданное увольнение обоих писателей из подотдела либо вообще на противоречившие друг другу указания ЧК и ревкома. В рассказ М. А. Булгакова «Богема» вошел эпизод с другим «гуманным» особистом, который питает почтение к литератору. Но отнесен этот эпизод к моменту отъезда писателя из Владикавказа:

<…> За столом маленький человек в военной форме, с очень симпатичным лицом <…> Сидящий за столом, увидав меня, хотел превратить свое лицо из симпатичного в неприветливое и несимпатичное, причем удалось ему это только наполовину <…> – А зачем вы в Тифлис едете? Отвечай быстро, не задумываясь, – скороговоркой проговорил маленький. – Для постановки моей революционной пьесы, – скороговоркой ответил я. Маленький открыл рот и отшатнулся и весь вспыхнул в луче. – Пьесы сочиняете? – Да. Приходится. – Ишь ты. Хорошую пьесу написали? В тоне его было что-то, что могло тронуть любое сердце, но только не мое <…> Очнулся я, когда маленький вручил мне папиросу и мой ордер на выезд. Маленький сказал тому с винтовкой: – Проводи литератора наружу411.

Представляется также правомерным привести описание сна Алексея Турбина в ранней редакции «Белой гвардии»: