Покушение с негодными средствами. Волк в овечьей шкуре. Русская буржуазия, не сумев убедить рабочих языком оружия, вынуждена попытаться завоевать их оружием языка; объективно такой попыткой использовать “легальные возможности” является выступление гг. Булгакова и Беме на диспуте о Пушкине. Казалось бы, что общего с революцией у покойного поэта и у этих господ. Однако именно они и именно Пушкина как революционера и явились защищать <…>
буржуазии и ее идеологам есть, что замазывать. Понятно поэтому, почему гг. оппоненты не объяснили, как это могло случиться, что интернационалист и революционер Пушкин (уже не говоря о призыве к своим соплеменникам помочь восставшим против царя полякам), почему это он, не только не помолился Богу, чтобы он вооружил поляков, но даже не выразил пожеланий, чтобы поляки были освобождены от царя, ну хотя бы “по манию царя” же <…> Нет, господа хорошие что написано пером, – не вырубишь топором, и <…> не замазать того, что “революционер”, воспевающий царских генералов, палачей, не нашел ни одного слова для призыва угнетенных против угнетателей. Пушкин имеет свою громадную историческую ценность и заслугу в русской литературе, и стремление людей выдавать этого в высшей степени умеренного человека за революционера <…> открывает только классовую природу защитников его революционности. Она только лишний раз подтверждает, что как бы ни были честны идеологи явно недобросовестного класса, они вынуждены для пропаганды своих идей, прибегать к недобросовестным приемам[254].В досье Г. А. Астахова, который был репрессирован в 1940 г. уже как крупный советский дипломат, подшиты строфы из стихотворения К. Юста о владикавказском цехе поэтов и пушкинском диспуте:
Громил Булгакова наш Цех со всею силой,Свершилась наша казнь.Сожжен лакейский Пушкин.Пусть воет Слезкин.Пусть скулит БеМе…[255].В. Шенталинский полагает, что «БеМе» относится к М. А. Булгакову, но оба апологета Пушкина на диспуте были обозначены как «Ни Бе, ни Ме» и автором приведенной статьи из газеты «Коммунист». Тем самым «БеМе» у К. Юста, скорее, могло относиться именно к Б. Р. Беме, поскольку имя М. А. Булгакова упомянуто выше.
Ю. Л. Слезкин описал пушкинский диспут и в публицистическом письме по горячим следам событий: