Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

М. А. Булгаков к тому же, по-видимому, был уволен в июле, когда Б. Е. Этингоф был в командировке по области. Вернувшись во Владикавказ 18.07.20, он был занят участием в областной конференции РКП (б) 25.07.20, затем подготовкой съезда Советов, его проведением, а сразу после закрытия съезда покинул город – спешил в Москву. Б. Е. Этингоф не смог противостоять давлению армейских чинов и нежеланию гражданской власти отвечать за бывших белогвардейцев, работавших в штате наробраза. Однако в любом случае не только на Г. С. Евангулове, но и на нем как на зав. наробразом лежала ответственность за увольнение М. А. Булгакова, отстаивавшего ценность пушкинского наследия. Возможно, что Б. Е. Этингоф не проявил достаточной смелости и твердости в борьбе за него. Надо полагать, что с точки зрения М. А. Булгакова он в некотором роде «умыл руки» в этой ситуации.

Таким образом, М. А. Булгаков и Б. Е. Этингоф, по-видимому, познакомились во Владикавказе в начале апреля (?) 1920 г., Б. Е. Этингоф был непосредственным начальником писателя в отделе народного образования Терского ревкома, сотрудничество их продлилось недолго: с апреля по июль 1920 г. Это достоверно, документировано и не вызывает сомнений.

4. «Красный» Владикавказ

Сообщение о встрече с Б. Е. Этингофом 29.12.32 на «Никитинском субботнике» содержится в дневнике Ю. Л. Слезкина, фрагмент из него привела и М. О. Чудакова:

Борис Евгеньевич – мой бывший патрон (тогда зав. Народным образованием Владикавказского округа), когда я подвизался там в качестве зав. подотделом искусств[290].

М. О. Чудакова поместила эпизод со встречей М. А. Булгакова и Б. Е. Этингофа у Е. Ф. Никитиной в раздел, касающийся жизни писателя в Москве начала 1920-х годов. Однако Б. Е. Этингоф, проживший в браке с Е. Ф. Никитиной 1931—1933 гг., познакомился с ней только в 1930 г. и раньше не посещал ее салон:

До этого я не знал ни Никитиной, ни «Никитинских субботников»[291].

Соответственно эта встреча могла произойти в период, о котором сообщает Ю. Л. Слезкин, в начале 1930-х годов, т. е. лет через десять после их совместной работы во Владикавказе. Если верить приведенному М. О. Чудаковой рассказу, то эмоциональный порыв М. А. Булгакова у Е. Ф. Никитиной превосходил простую радость от встречи с первым красным начальником во Владикавказе, где ему пришлось пережить много неприятностей. Весьма взволнованно он отреагировал и на упоминание имени Б. Е. Этингофа при визите Н. Б. Этингоф, особенно учитывая его тогдашнее состояние. По воспоминаниям близких и современников, М. А. Булгаков был человеком весьма сдержанным, ироничным, не жаловавшим коммунистов и не чуждым антисемитизму. Это отразилось и в отзыве писателя о тех самых субботниках, где состоялась встреча[292]. А Б. Е. Этингоф был не просто коммунистом, но человеком, принадлежавшим к партийной номенклатуре, и к тому же евреем. По-видимому, у М. А. Булгакова были особые причины симпатизировать Б. Е. Этингофу, быть ему благодарным и так надолго (на много лет!) эту благодарность сохранить. Чем же объяснялось столь искреннее волнение и сердечность писателя? Попытаемся это прояснить. Здесь нам придется вернуться к событиям весны 1920 г.

Задачей первостепенной важности для ревкомов Северного Кавказа явился разгром остатков контрреволюции, что нашло отражение в целом ряде документов и публикаций[293]. Еще 05.09.18 Совнарком принял «Постановление о красном терроре», в соответствии с которым классовые враги подлежали изоляции в концентрационные лагеря, а

лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам, мятежам – расстрелу[294].

Примечательно, что и в опубликованном обращении К. Ландера, особоуполномоченного ВЧК и начальника особого отдела Кавфронта, использована именно такая лексика:

Мы будем вынуждены применить <…> классовый террор[295].

По праву победителей большевики преследовали белогвардейцев, не успевших покинуть Владикавказ. 21.03.20 был издан