Иерусалим

Утром мать пожалела об этом и попросила мужа поехать в Ингмарсгорд за дочерью. «Нет, — сказал он, — я не поеду за ней; не хочу больше видеть ее, если она не вернется добровольно».

Тогда мать отправилась к учителю и просила Гертруду пойти в Ингмарсгорд и поговорить с Гунхильдой.

— И что же Гертруда?

— Она пошла и поговорила с Гунхильдой, но та не обратила внимания на ее слова.

— Почему же я не видел у нас Гунхильды? — задумчиво спросил Ингмар.

— Теперь-то уж она вернулась назад к родителям. Случилось так, что, возвращаясь от Гунхильды, Гертруда встретила Хелльгума. «А, вот он-то и есть виновник всех бед», — подумала она, подошла к нему и высказала все, что о нем думала. Она была в таком гневе, что готова была поколотить его.

— Да, уж, Гертруде палец в рот не клади, — сказал довольный Ингмар.

— Она сказала, что видела однажды картину, где изображалось, как языческий воин тащит похищенную девушку, и вот поступок Хелльгума напомнил ей эту картину.

— Что же ответил Хелльгум?

— Сначала он слушал ее молча, а потом сказал, что она права, а он поступил неправильно. И Хелльгум сейчас же пошел, отвел Гунхильду к родителям, и все дело уладилось.

Когда Ингмар-сильный кончил свой рассказ, Ингмар, улыбаясь, посмотрел на него.

— Да, Гертруда замечательная девушка, — сказал он. — Хелльгум тоже прекрасный малый, хотя немного и несдержанный.

— Ах, вот как ты смотришь на это, — сказал Ингмар-сильный. — Я думал тебя удивит, что Хелльгум так слушается Гертруду.

Ингмар ничего не ответил.

Ингмар-сильный, немного помолчав, начал снова.

— В деревне про тебя многие спрашивали. Все хотят знать, чью сторону ты примешь.

— Разве им не все равно?

— Пожалуй, что и так, — сказал старик. — Послушай, что я тебе скажу, — продолжал он. — В нашей деревне люди привыкли, чтобы кто-нибудь вел их и руководил ими. Ингмара-старшего больше нет в живых, учитель потерял все свое влияние, а пастор никогда им и не пользовался. Поэтому в твое отсутствие они последовали за Хелльгумом.

Ингмар опустил руки, вид у него был самый несчастный.

— Я никак не могу разобрать, на чьей стороне правда?

— Народ надеется, что ты избавишь их от Хелльгума. Поверь мне, благодаря тому, что нас не было здесь зимой, мы избежали больших неприятностей. Трудно было вначале, пока люди еще не привыкли к их приемам обращения в свою веру и к тому, чтобы их звали дьявольским отродьем и адскими псами. Хуже всего стало, когда и обращенные дети начали проповедовать.

— Что, и дети занимались проповедью? — недоверчиво спросил Ингмар.

— Да, Хелльгум внушил им, что они должны служить Богу, вместо того чтобы играть, и вот они принялись за обращение взрослых. Они прятались в кустах и канавах и выскакивали к прохожим, оглушая их возгласами: «Когда же ты начнешь бороться с дьяволом? Или ты решил погрязнуть в своих грехах?»

Ингмар возмутился. Он не мог поверить, что старик говорит правду.

— Ты, должно быть, наслушался этих россказней от капрала! — сказал он.

— Да, я как раз хотел тебе рассказать об этом, — вздохнул старик. — Фельт тоже погиб. Ах, мне стыдно смотреть людям в глаза, когда я подумаю, что все это пошло из Ингмарсгорда!

— Разве с Фельтом случилось что-нибудь дурное? — спросил Ингмар.

— Во всем виноваты эти дети. Однажды вечером, не зная, чем заняться, они придумали обратить Фельта. Они, конечно, слышали, как старшие называли Фельта страшным грешником.

— Да, ведь дети прежде бегали от Фельта как от черта, — заметил Ингмар.

— Им и теперь было страшно, но они решили совершить этот геройский поступок.

Как-то раз вечером они явились к Фельту, когда тот сидел у себя в избушке и варил кашу. Когда они отворили дверь и увидали Фельта с всклокоченной бородой и крючковатым носом, как он сидит, уставившись единственным глазом на огонь, они так испугались, что несколько малышей сразу убежали назад. Но человек десять-двенадцать остались и, окружив Фельта, опустились на колени и начали петь и молиться.

— И он не разогнал их? — спросил Ингмар.

— Ах, если бы так! — сказал Ингмар-сильный. — Я решительно не понимаю, что с ним случилось. Может быть, бедняга как раз думал о своем одиночестве и заброшенности на старости лет, а может и постыдился обойтись с детьми грубо. Ему, вероятно, было тяжело, что они все боятся его, его обезоружили их личики с глазами, полными слез.

Дети, наверное, ждали что он вскочит и начнет их бить. Они продолжали петь и молиться, готовые обратиться в бегство при одном его движении.

Вдруг некоторые из них увидели, что лицо Фельта начинает как-то странно подергиваться. «Вот сейчас, вот сейчас», — думали дети и приподнялись с колен, но старик всхлипнул, и из глаз его покатилась слеза. Дети громко запели: «Аллилуйя!», и Фельт погиб. Теперь он все время проводит в посте и молитве и утверждает, что беседует с Богом.

— Не понимаю, в чем тут несчастье? — спросил Ингмар. — Фельт уже допился до последней степени.

— Конечно, у тебя так много друзей, что тебе ничего не стоит потерять одного из них. Ты, вероятно, остался бы очень доволен, если бы дети обратили и учителя.