Иерусалим

— Может статься, что я не пожелаю иметь другой веры, кроме веры моего отца, — продолжал Ингмар.

— Не решай ничего, не поговорив с Хелльгумом, — сказала Карин.

— Если я не присоединюсь к вам, вы, вероятно, не захотите, чтобы я жил с вами? — спросил Ингмар, вставая с места.

Не получив ответа, Ингмар почувствовал, как будто все разом обрушилось на него. «Лучше всего сразу решить этот вопрос», — подумал, приободрившись, он.

— Я хотел бы знать, как вы решите тогда вопрос с лесопильней, — продолжал Ингмар.

Хальвор и Карин переглянулись, оба не решались ничего сказать.

— Ты не должен забывать, Ингмар, что, кроме тебя, у нас нет никого на свете, — сказал Хальвор.

— Да-да, ну, а как же лесопильня? — настойчиво спросил Ингмар.

— Прежде надо распилить заготовленные бревна, — сказал Хальвор.

При этих уклончивых ответах Ингмара словно что-то озарило.

— Вы, может быть, хотите отдать лесопильню в аренду Хелльгуму?

Хальвор и Карин были смущены настойчивостью Ингмара. После разговора о Гертруде он был совершенно вне себя.

— Поговори сначала с Хелльгумом, — тихо предложила Карин.

— С ним-то я поговорю, но прежде я желал бы знать, на что могу рассчитывать.

— Ты сам знаешь, как мы любим тебя.

— И все-таки вы хотите отдать лесопильню в аренду Хелльгуму? — настойчиво переспросил Ингмар.

— Мы бы очень хотели найти Хелльгуму подходящую работу, чтобы он мог остаться в Швеции, и мы с ним думали, что вы могли бы работать вместе, в случае, если ты примкнешь к истинной вере; Хелльгум очень дельный работник.

— С каких это пор ты стал бояться говорить прямо, Хальвор? — сказал Ингмар. — Я только хочу знать, отдадите вы лесопильню Хелльгуму или нет?

— Да, мы отдадим ему лесопильню, если ты не познаешь истинной веры, — сказал Хальвор.

— Благодарю тебя, Хальвор, теперь я знаю, насколько мне выгодно присоединиться к вам.

— Ты хорошо знаешь, что мы не это хотели сказать, — возразила Карин.

— О, я прекрасно понимаю, что вы хотели сказать! — выкрикнул Ингмар. — Я вижу, что потеряю и Гертруду, и лесопильню, и родной уголок, если не примкну к вам!

С этими словами Ингмар быстро вышел из комнаты, не желая оставаться дольше.

Выйдя на улицу, он подумал: «Самое лучшее решить все сразу. Я должен знать, на что могу рассчитывать».

И он медленно направился к школьному дому.

Когда Ингмар подошел к калитке школы, начался теплый весенний дождь. В садике виднелась травка и наливались почки. Лужайки так быстро зеленели, что, казалось, было заметно, как растет трава. Гертруда стояла на крыльце и любовалась весенним дождем, и две большие ольхи простирали над ней свои ветви, покрытые пробивающейся молодой листвой.

Ингмар остановился в восторге; картина была такая прекрасная и мирная, что все волнение его разом улеглось. Гертруда еще не заметила его. Он тихо притворил калитку и подошел к ней.

Вдруг Ингмар снова остановился, смущенно глядя на Гертруду. Когда они расстались, она еще была ребенком, но за этот год, что они не виделись, она превратилась в стройную, красивую девушку. Голова красиво сидела на шее, кожа была белая и нежная, как пух, на щеках играл легкий румянец. Взгляд ее был глубок и печален, и все выражение лица из плутовского и веселого превратилось в серьезное и задумчивое.

Когда Ингмар увидел такую Гертруду, любовь горячей волной хлынула в его сердце. Кругом все было тихо и торжественно, но Ингмару казалось, словно звонят громкие воскресные колокола. Все это было так чудесно, что ему захотелось упасть на колени и возблагодарить Бога.

Когда Гертруда заметила Ингмара, черты лица ее вдруг окаменели, брови сдвинулись, и между ними пролегла легкая морщинка.

В этот день мысли Ингмара текли быстрее обыкновенного. Он сразу заметил, что Гертруда нисколько не обрадовалась встрече с ним, и это больно кольнуло его. «Они хотят отнять ее у тебя, — подумал он, — они уже ее отняли».

Праздничное настроение рассеялось, волнение и тревога снова охватили его.

Ингмар прямо спросил Гертруду, правда ли она собирается примкнуть к секте Хелльгума, и девушка сказала, что так оно и есть.

— Ты понимаешь, что хелльгумианцы не позволят тебе общаться с теми, кто не разделяет их веры?

И Гертруда тихо ответила, что обдумала и это.

— А отец и мать тебе разрешили? — спросил Ингмар.

— Нет, — отвечала Гертруда, — они еще ничего не знают.

— Гертруда…

— Тише, Ингмар, я делаю это для душевного покоя, сам Господь призывает меня.

— Ах! — воскликнул Ингмар. — Совсем это не Господь, а…

Гертруда бросила быстрый взгляд на Ингмара и тогда он произнес:

— Скажу тебе только одно: я никогда не примкну к хелльгумианцам, а если ты перейдешь к ним, мы будем разлучены навсегда!

Лицо Гертруды оставалось равнодушным.

— Не делай этого, Гертруда! — просил Ингмар.

— Ты считаешь, что я поступаю легкомысленно. Уверяю тебя, я все серьезно обдумала.

— Подумай еще хорошенько.

Гертруда в нетерпении отвернулась.

— Хорошенько подумай, хотя бы ради Хелльгума! — Ингмар все больше распалялся и схватил Гертруду за руку, чтобы удержать ее, но та вырвалась.

— Ты совсем сошел с ума, Ингмар!