Иерусалимские дневники (сборник)

Скользят, меня минуя, взоры дев,

и я на них внимание не трачу,

но, на меня секунду поглядев,

младенцы плачут.

* * *

Забавно, как мало тревожимся мы,

спасительный выдохся страх,

по миру несётся дыханье чумы,

а нюх наш ослаб на пирах.

* * *

Я прочёл уйму книг

и набит мой чердак —

то ли мудрый старик,

то ли старый мудак.

* * *

Безумных лихолетий череда,

эпоха ослепительной беды —

уплыла, не оставив и следа,

поскольку похоронены следы.

* * *

Фортуна привела меня в нирвану,

и думается мне, когда устал:

не зря душевно предан я дивану —

весьма достойный это пьедестал.

* * *

Нас годы загнуться зовут,

пустеют родные пенаты,

но женщины дольше живут,

поскольку они не женаты.

* * *

Любое благородное деяние,

все добрые дела, какие были, —

с годами обретают воздаяние;

обычно адресат уже в могиле.

* * *

Конечно, кротость и смирение —

очаровательные свойства,

но чахнут разума горение

и дух, лишённый беспокойства.

* * *

Меня не постигнет высокая участь,

и свет не прольётся на мыслей дремучесть,

поскольку состарился, благополучен

и тихости нрава жестоко обучен.

* * *

Ошибки, глупости, оплошности

я совершал от резвой живости,

но никогда красивой пошлости

не предавался по брезгливости.

* * *

Люблю своё былое отдалённое,

где музыка игралась не по нотам;

какое было время воспалённое,

каким я был потешным обормотом!

* * *

Вряд ли осознать сумеют внуки

жизни прошлой горькие детали:

в наше время сволочи и суки

всюду очень сильно процветали.

* * *

Добродушное и непоспешное,

хотя, может быть, очень убогое,

теплю я убеждение грешное,

что и Бог нам обязан за многое.

* * *

Уже полвека я пишу

и слышу в тишине,

как мирозданья рваный шум

полощется во мне.

* * *

Нам солнце обаятельно лучится,

и на душе теплее от него,

а Ленин заповедал нам учиться,

но не сказал – чему и у кого.

* * *

Все порывы суеты никудышной

я давлю в себе железной рукой,

перейдя на незаметный, неслышный

и блаженный, как нирвана, покой.