Иерусалимские дневники (сборник)

Герой :

Я бабник, пьяница, повеса,

я никаких святынь не чту,

мой автор вылепил балбеса,

чтоб утолить свою мечту.

А ты? Зачем и почему

ты здесь торчишь, судьбу ругая?

Ангел :

Меня назначили к нему,

меня тошнит от разъебая.

Герой :

А я живу не без приятства,

его лирический герой, —

всё время пьянки, много блядства,

и философствую порой.

Ангел :

А я к нему приставлен свыше,

чтоб дольше жил на свете он —

забавно Богу то, что пишет

болтливый этот мудозвон.

Герой :

Однако пишет он давно,

поэт известный, муз любимец…

Ангел :

Да не поэт он, а гавно,

мошенник, плут и проходимец!

В поэтах есть парфюм эпохи,

у них мечтания и звуки,

поэт рождает в людях вздохи,

а мой дурак – смешки и пуки.

Герой :

Однако жулику и жоху —

зачем Господь дал певчий дух?

Ангел :

Его клюёт всё время в жопу

на мыслях жаренный петух.

Его Сибирь не охладила,

опять бумагу стал марать

и снова принялся, мудила,

херню с помоек собирать.

Герой :

Оставим дурь его в покое,

один интимный есть момент…

Ангел :

Писать о женщинах такое

способен только импотент!

Герой :

На импотента баба злится,

и сразу видно – отчего…

Ангел :

Она всё терпит, ангелица,

она святая у него!

Герой :

Но, говорят, он весельчак,

его гостей от смеха пучит…

Ангел :

В уборной сядет на стульчак

и там чужие шутки учит.

А днём читает и лежит,

бранит евреев, если жарко…

Нет, он пока ещё мужик…

Герой :

Дай Бог, а то ведь бабу жалко.

Но так хулить его нельзя,

твои сужденья угловаты,

его ведь любят все друзья…

Ангел :

Да все они мудаковаты.

Герой :

А утром он задумчив, тих?

Ангел :

И вялый, будто инвалид.

Герой :

Наверно, пишет новый стих…

Ангел :

Или желудок барахлит.

Чужой придёт и не заметит

его присутствие в квартире:

он до обеда – в кабинете,

потом до ужина – в сортире.

А утром ест угрюмо кашку,

сопит, как десять хомяков…

Герой :

Постой, так ты про старикашку!

А молодой он был каков?

Ангел :

Да я с небес недавно спущенный,

и мне уже нехорошо,

а все коллеги предыдущие —

кто спился, кто с ума сошёл.

Недолго ангелы-хранители

могли прожить при этом падле,

теперь больниц небесных жители,

да только вылечатся вряд ли.

Герой :

Сейчас я выпить нам найду,

мне жребий твой прозрачно ясен,

ты, ангел мой, попал в беду,

старик ещё весьма опасен.

Ангел :

Да! То лежит, как пень-колода,

то захуячит, как трамвай,

а я мечусь, ища урода…

Герой :

Так пить не будешь?

Ангел :

Наливай!

Год Собаки

Кто-то замечательно сказал однажды (кажется, Давид Самойлов), что писатель более всего похож на каракатицу: при каждом раздражении он выпускает из себя чернила. И ничего более точного я о нашем цехе не читал. А так как раздражений у меня хватало в этот год, не грех начать именно с них, поскольку я, как и в иное время, сочинял стихи попутно им, а не по дикому порыву вдохновения.