Иерусалимские хроники

Григорий Сильвестрович похож на узника знаменитого замка Иф. Целыми днями он сидит и равнодушно пишет роман "Русский романс". Я бы назвал его окончательным русским романом. Я еще не все прочитал. Квартира товарища Вирсавии где-то в окрестностях Хайфы. У проституток всегда много комаров. Даже если нет окон. Они откуда-то влетают и больно кусают в ноги. Приходится носить толстые носки. Из окна уборной очень исторический вид: слева гора Гильбоа, где в свое время Гидеон разбил мидианитян или мидийцев, которые потом станут персами и Персидской империей. Царь Кир был мидийцем. Я сам иногда чувствую себя мидийцем, но на это полагаться нельзя. А слева виднеется гора Тавор, известная русским как Фавор. Вся путаница Фавор и Тавор происходит оттого, что в греческом алфавите нету буквы "т", и таким образом Тамар стала Фамарью, Бейт-Лехем превратился в Вифлеем, а Вирсавией стали сразу трое: мать царя Соломона, которой я посвятил три главы, город Беер-Шева, столица нового маккавейского царства, а также квартирная хозяйка, у которой мы прячемся несколько последних недель. Историческое прошлое догоняет историческое будущее и стучится в окно уборной. Сама Вирсавия ходит по квартире в панталончиках чуть ниже колен. В таких трусах раньше ходили борцы во французском цирке. Вирсавия похожа на знаменитую картину художника Рубенса "Земля и Вода". В Иерусалим я уже поднимался дважды. Новая власть. Маккавейская республика! Женщин на улпцах не сыскать. Большинство мужчин в темной маккавейской форме. Каждая наша поездка может кончиться принудительным лечением, но "Конгресс" требует, чтобы любой ценой была обеспечена победа Менделевича. За это нам обещан безопасный выезд и гражданство в Б. Но Шкловец не поедет. Он просит, чтобы мы оставили его у Вирсавии. Ей пятьдесят лет, но выглядит она старше. Она -- двойной агент. Шкловец тратит па нашу хозяйку все наличные боны. По вечерам мы вместе смотрим чрезвычайную сводку новостей и предварительные этапы конкурса. Вирсавия и Шкловец сидят, держась за руки. Хозяйка знает, что Шкловец тратит на нее деньги из партийной казны, и очень за него переживает. Психологию девушек понять нельзя.

-- Гришка, вы заметили? Этот мерзавец болеет за Меерзон! Это против правил.

-- Шкловец! Тебя распнут. Свои? Свои или чужие -- кто теперь свои! И не пытайся, гнида, нас предать: ты для них отрезанный ломоть. Вот читай: "Все ковенцы дали общую клятву маккавеев". Это прежде всего не трахаться.

-- Врете!

-- Ха-ха, чего мне врать, -- равнодушно дразнит его доктор Барский, -черным по белому написано.

-- С женщинами?! -- в ужасе переспрашивает Шкловец.

-- Я же тебе читаю -- "ни с кем"!

-- Дайте мне еще три бона, я верну!

Шкловец берет три оранжевых маккавейских бона и исчезает за дверью. Боны Григорий Сильвестрович аккуратно записывает на его счет. По утрам член "Конгресса" Шприц приносит еду и свежие новости. Шприц говорит, что арабы тоже перешли на нелегальное положение. Может быть, они тоже сидят у проституток. Совершенно не умею спать в комнате с незапертой дверью, а у Вирсавии все время посетители, и Шкловец караулит гостей под дверью.

-- Шкловец, давайте спать!

-- Я чувствую, что клиент сейчас уйдет.

-- Скажите Вирсавии, чтобы она никого не назначала "на время", только "на миспарим". В стране гражданская война-- не время шляться к шлюхам!

-- И не место! -- глухо говорит Григорий Сильвестрович, не поднимая головы от машинки. -- Передай ей, хватит ебаться, пусть лучше суп приготовит: опять был мясной салат с майонезом, а первого совершенно не носят. Мне тяжело без первого.

II

(Первый тур)