Йерве из Асседо

Упал на колени, затряс тело, зарылся лицом во вздутый живот, взвыл, закричал, проклял небо, землю, рок и плод чрева ее, убийцу окаянного.

Поднял на руки труп, вскочил на подоконник и выбросился вместе с покойной женой из окна левого флигеля прямо в ров.

Молод был хозяин – горячая голова, – не знал любви ни до, ни после своей супруги.

Не довелось хозяину умереть. Крики его два десятка дней кряду, а может, и больше раздавались под сводами замка. Обезумела челядь. Орал младенец. Выл северный ветер, хлестал градом в стены старого замка. Соседи содрогались.

Сердобольная баронесса фон Гезундхайт послала гонца к дюку.

Примчался дюк. Отшвырнул поводья, соскочил с седла, подтянул перчатки, поправил баску пурпуэна, запахнулся поплотнее в подбитый чернобуркой плащ и бросился в опочивальню вассала.

Смердели покои хуже, чем усеянное трупами поле недавней битвы под стенами Желтой Цитадели.

– Господи боже! – вскричал дюк, едва переступив порог. – Что ты над собою учинил, дьявол и сто преисподних?

Вассал лежал неподвижно на постели, укрытый мехами. Тот, который сотню дней и ночей кряду огнем и мечом испепелял восставших, повернул голову к сюзерену. Замер безжизненный взгляд.

Дюк, хоть и слыл отважным, сделал шаг назад, сплюнул три раза через левое плечо.

– Маркграф ван дер Шлосс де Гильзе фон Таузендвассер, с вами говорит ваш сеньор!

Стукнул кулаком по прикроватному столику. Десятки склянок и ампул подскочили, дребезжа и протестуя, но застывший взгляд маркграфа был навеки лишен протеста.

– Ваша милость, – обескровленными губами произнес вассал и закрыл нездешние глаза.

– Фриденсрайх, – смягчился дюк, – мой добрый друг, мой преданный соратник, баронесса писала мне. Она говорит, ты поражен тяжелым недугом. Я вижу, вижу, как ты страдаешь! Никто не поймет тебя лучше меня: прекрасная Гильдеборга отдала Богу душу в расцвете лет. Но опомнись, она подарила тебе сына, а он не крещен вот уже две луны! Ради всех пророков, когда-либо ступавших по земному диску, дай ему христианское имя!

Фриденсрайх провел ладонью по искаженному мукой, некогда самому красивому во всем Асседо и окрестностях лицу.

– У меня нет сына.

– Что ты несешь, Фрид?! Неужели не хватило тебе безумств и заблуждений?

– Убийца. Будь он проклят. Он и все его отпрыски отныне и на десять колен впредь.

Дюк хотел сплюнуть еще три раза, но призвал на помощь всю доступную ему выдержку. Опустился на колени и взял холодную руку вассала в свою.

– Ребенок, Фрид, всего лишь ребенок. Твой наследник. Твоя кровь, твоя плоть.