Всякий раз, когда приходится поднимать завесу прошлого, скрывающего от нас все ужасы римской курии[80]
, и цитировать авторитетных современников, описавших нравы и обычаи католического духовенства того времени, — невольно появляется боязнь, что читатель заподозрит автора в преувеличении, до такой степени невероятна вся эта мрачная история. Между тем трудно подозревать в пристрастии посланников венецианского сената, состоявших в ту эпоху при святом престоле. Наконец лучшим доказательством того, до каких колоссальных размеров дошло растление нравов римского духовенства — есть Реформация. Ни один еретик не смел подумать о том, что делали католические священники, монахи, епископы и папы. Достаточно припомнить Лукрецию Борджиа[81], дочь папы Александра VI и в одно и то же время его любовницу, чтобы иметь понятие, какой пример собой давали подчиненным, именовавшие себя наместниками Христа Спасителя. На Трентском соборе занимались исключительно вопросом изыскания способов к исправлению нравов духовенства и, видя полнейшую невозможность достигнуть цели, решили дать духовенству любимое иезуитское правило: «Если ты не можешь отрешиться от порока, то по крайней мере скрывай это». Но и подобное решение пришлось не по вкусу духовным иерархам, они не хотели расстаться с прелестью свободно отправляться в дом к светским гражданам и открыто посягать на нравственность их жен и дочерей. Монахи восставали против Реформации главным образом потому, что она лишала их женских монастырей, этих гаремов, существовавших исключительно для монахов. Фанатик и инквизитор по призванию Пий V хотел огнем и железом исправить нравы духовенства, но не преуспел в этом. Времена Александра VI и Сикста IV[82] были слишком близки. Последний, как передает Платина[83], открыто дарил придворным Ватикана молодых девушек. Папа Боккампаньи тоже был далек от мысли исправить нравы духовенства. После правления папы Сикста V, с особенной строгостью преследовавшего порок, достаточно было нескольких дней правления папы Иннокентия XI[84], чтобы вернулись все прелести правления Сикста IV и Александра VI. Эти краткие сведения, извлеченные нами из истории, были необходимы, чтобы дать понятие читателю, при каких условиях состоялось избрание Перетти на папский престол.Незадолго до конклава, во дворце Урбино на площади Венеция у испанского посланника графа Оливареса, или правильнее у кардинала Медруччио, вечером собралась компания князей церкви с четырьмя куртизанками для оргии и обсуждения текущих событий. Здесь председательствовал кардинал Медруччио, один из могущественнейших сановников святой коллегии, правая рука католического короля Испании на конклаве; многие богатые синьоры из римской аристократии, писатели, известные под названием umanisti, по заказу смеявшиеся и над Богом, и над дьяволом, несколько куртизанок, без которых не обходилась ни одна оргия, и между последними знаменитая красавица Диомира. О ее похождениях рассказывали целые истории. Говорили, будто в ранней юности Диомиру похитил герцог, от которого она убежала в Рим, где пленила всех князей церкви и вошла в моду. В числе обожателей Диомиры называли племянника папы Григория XIII, Джиакомо Боккампаньи, генерала папских войск. Все эти господа, для которых сундуки святой церкви были открыты, осыпали горстями золота красавицу-куртизанку.
На вечере, о котором идет речь, рядом с Диомирой сидел молодой человек лет тридцати со светлыми волосами и рыжей бородой — тип германца; он весело улыбался. Это был племянник австрийского императора Рудольфа II[85]
, Андреа, кардинал святой апостольской церкви. Около него сидел испанский посланник граф Оливарес, мужчина средних лет, с черствым выражением лица. Кардинал Медруччио, исполнявший обязанность хозяина, маленький, вертлявый, нервный, тоже средних лет, старался занимать гостей. И, наконец, кардинал Деза, знаменитый злодей в истории католической церкви. Прежде чем получить пурпуровую мантию, Деза занимал пост главного инквизитора в Испании и своей страшной жестокостью перещеголял даже легендарного Торквемаду[86]. Кардинал имел лет пятьдесят пять от роду, совершенно лысый, с крючковатым носом, он походил на хищную птицу. Фанатик и деспот вместе, Деза был глубоко развращен, хотя и никогда не прощал ни малейшей ошибки ближнему. Желая приобрести популярность, он всегда был одет в простую сутану доминиканца. Таковы были собутыльники этой оргии.Гостеприимный хозяин не ленился подливать вино в кубки, отчего головы кружились и развязывались языки; всем было очень весело. В особенности австрийскому кардиналу Андреа, который время от времени прикладывался губами к красивому плечу Диомиры. Один из его поцелуев был настолько громок, что возбудил общий хохот.
— Его высочество ведет дела быстро! — вскричал кардинал Медруччио. — Можно надеяться, что мы в скором времени будем иметь архигерцогиню… конечно, временную.
Андреа расхохотался и сказал:
— Вещь весьма вероятная, потому что я еще не вполне посвящен и могу жениться.