— Я полагаю, вам достаточно будет моей подписи, так как у меня очень большое состояние, что вам, разумеется, хорошо известно. Если бы не крайняя необходимость иметь именно сегодня деньги, я бы свободно могла занять 30–40 тысяч скудо. Теперь скажите мне ваши условия, которые я, вперед вам объявляю, приму без отговорок.
— Почему бы вам, княгиня, не адресоваться за этими деньгами к вашему супругу?
— К князю! — вскричала, покраснев, княгиня. — Это невозможно, он страшно ревнив и способен убить меня.
— Ну так к вашему дяде кардиналу, его капитал находится у Соломона Леви, достаточно одной маленькой записочки его эминенции, и вы получите столько, сколько вам угодно, не заплатив ни одного сольдо процентов.
При этих словах Барбары на лице княгини отразились ужас и вместе с тем глубокое презрение.
— Обратиться с просьбой к кардиналу?! — вскричала она. — Да я лучше позволю себя убить князю; но, мне кажется, все эти разговоры совершенно излишни, я пришла к вам, следовательно, желаю у вас занять деньги. Прошу назвать мне ваши условия?
— Они очень просты и кратки. Через час вы получите четыре тысячи скудо в вашем дворце и дадите Соломону Леви расписочку, подписанную вами и бароном Версье.
— Но вы совсем с ума сошли!
— Нисколько. Нам необходимо обеспечение, расписка за вашими двумя подписями может нас гарантировать вполне. Вы понимаете, княгиня, что держать в секрете это дело побудит нас собственный наш интерес, следовательно, вам беспокоиться не о чем.
— Хорошо, пусть будет так, — согласилась княгиня, — через час я буду иметь подпись барона, и жду вас у себя дома с деньгами. Надеюсь, это все?
— Относительно хозяина да, но я лично от себя предложу вам некоторые условия, — сказала старая еврейка.
— Я понимаю, вы хотите подарок, можете быть уверены, вы его получите за ваши хлопоты.
Вместо ответа Барбара спросила:
— Вы знаете Карла Гербольта?
Этот странный вопрос удивил княгиню, она с любопытством посмотрела на Барбару, а та продолжала:
— Карла Гербольта, поручика швейцарской гвардии французского короля, прикомандированного к посольству.
— Конечно, я его знаю, он у нас бывает, — отвечала княгиня.
— Как он вам нравится?
Этот вопрос еврейки решительно поставил в тупик княгиню.
— Как он мне нравится? — удивилась она. — Как все, кто у нас бывает. Карл Гербольт вполне приличный молодой человек, красивой наружности и, сколько мне помнится, с недурными глазами.
— Не правда ли, княгиня, он прямо-таки красавец? — с жаром вскричала Барбара.
— Ну этого нельзя сказать; во всяком случае он обладает симпатичной наружностью. Я подозреваю, что он в меня немножко влюблен, оттого и застенчив. Впрочем, как видно, любовь его не особенно беспокоит.
— Вы ошибаетесь, княгиня, — сказала глухим голосом Барбара. — Он до безумия любит вас.
— Откуда вы это знаете? — спросила, улыбаясь, княгиня. — Разве Гербольт поверял вам свои сердечные тайны?
— Я кормилица Гербольта, он иногда посещает меня. По его глазам, по глубоким вздохам и восторженной речи о вас, княгиня, я догадалась, что мой молочный сын влюблен в вас до безумия и тысячу раз готов отдать жизнь за то, чтобы поцеловать вашу руку; обо всем этом я сама догадалась, но Гербольт мне ничего не говорил.
— Что же я для него могу сделать? — холодно спросила княгиня. — И я не могу понять, моя милая, к чему вы мне все это говорите?
— Для того чтобы он не умер, мой милый сын, вот для чего я это говорю, — вскричала Барбара, каким-то замогильным голосом, так что княгиня невольно отшатнулась. — Я благословляю небо, что оно дало мне, бедной еврейке, в руки богатую и именитую княгиню, которой я могу сказать: «Ты должна ответить на любовь моего сына, иначе ты погибла!»
Первое мгновение княгиня Морани не нашлась, что сказать, до такой степени она была поражена словами Барбары, потом, придя в себя, сказала:
— Эта женщина обезумела!
— Да, обезумела… от любви к ребенку, которого я выкормила моей грудью, обезумела при мысли, что он может погибнуть от каприза знатной дамы. О, если это случиться… клянусь Создателем…
Вслед за этим Барбара переменила угрожающий тон на мольбу:
— Но вы, княгиня, не сделаете этого, не правда ли, вы так же добры, как и прекрасны, и мой милый Карл будет утешен… Для первого раза достаточно будет вам сказать ему ласковое слово, улыбнуться. — О сколько женщин позавидовали бы вам, княгиня, если бы они знали, как сильно любит вас Карл!
— Очень может быть, — холодно отвечала княгиня. — Но вы, моя милая, забываете одно, — прибавила она.
— Именно?
— Что все эти прекрасные слова вы говорите княгине Морани.
Барбара мигом сделалась холодна, потух огонь в ее глазах, они стали бесстрастны, и она отвечала.
— Нет, я этого не забыла, но мне казалось, что моя просьба имела некоторое основание.
— В продолжение десяти минут, что я здесь, вы мне говорите только одни дерзости! — вскричала княгиня.
— Прошу извинить меня, — отвечала старая еврейка, — я не светская женщина и не умею выражаться по-аристократически.