— Я уже вам сказал, монсеньор, что явился к вам, как спаситель. Ведь мне интересно знать всю подноготную человека, которого я хочу спасти. И я хорошо все исследовал и открыл причину, доведшую вас до такого положения, хотя и честного, но весьма грустного для такой личности, как вы, который должен иметь силу и богатство Льва X, так как уже обладает благородством и просвещенным вкусом.
— И эта причина? — спросил кардинал, не замечая, что своими расспросами он подтверждал мотивы, которые предполагал монах.
— Вот она. Папа Пий IV стар и хвор; и можно думать, что в скором времени святая коллегия будет созвана для избрания нового главы католического мира. Кардиналы, которые не могут претендовать на папский трон, желают, чтобы новый папа был избран по их вдохновению и выбору, потому что они до смерти боятся человека, намеченного уже теперь народом и духовенством для папской митры и как установителя папского величия. Этот человек, этот ожидаемый спаситель…
Отец Еузебио сделал точно рассчитанную паузу и прибавил:
— Это вы, монсеньор!
— Я! — воскликнул кардинал удивленно, хотя целых десять минут ждал этого слова.
— Да, вы… единственный по знанию и праведности жизни, могущий с успехом руководить крестовым католическим походом в пику протестантам; вы, который к знанию Сильвестра и храбрости Юлиана II присоединяете умственное величие Льва X и дадите наконец церкви настоящего папу.
Кардинал самодовольно улыбался. Монах продолжал:
— И вот почему: ваши коллеги делают вид, что расположены к вам, но они боятся вас и жаждут вашего разорения. Но вы не пугайтесь их ловушек; я хотя беден и не знатен, но имею столько силы, что смело могу сказать вам: «Кардинал Санта Северина, вы будете папа и король!»
И стройная фигура монаха приняла при этих словах гордую осанку.
Кардинал опять хотел сыронизировать на счет будущих благ, но ему пришли на память сетования лакея и кучера, и горькая гримаса изобразилась на его лице.
— Монсеньор как будто не верит в мои предсказания? — спросил монах.
— О! В настоящую минуту я вовсе не думал о вашем предсказании, — сказал грустно кардинал, — совсем другое меня занимает. Можете ли вы думать, какой приказ я отдал лакею перед вашим приходом? Не знаете; так я вам скажу: я приказал ему продать лошадей, чтобы было на что есть и пить. С этих пор я принужден буду ходить пешком.
Глаза монаха заблестели от радости, когда он увидал, что одержал победу.
«Наконец!.. — говорил он про себя. — Долго пришлось нам ждать… слишком долго… во наконец час настал, и этот человек принадлежит нам…».
II
Иезуит действует
Отец Еузебио весь просиял, его угловатое костлявое лицо сделалось почти красивым.
— Ваше преосвященство, позволите мне сесть, — сказал он скромно, — я стар, и усталость…
— Ах простите, преподобный отец! — воскликнул кардинал, сконфуженный. — Я был так поглощен своими мыслями и неприятностями, что совсем забыл… Но могу вас уверить, я так огорчен…
— Ваше преосвященство смущаете меня своими новыми извинениями, — сказал просто отец Еузебио. — Все знают, насколько монсеньор любезен с низшими… Итак, мы говорили, — продолжал монах, — что кардинал Санта Северина по своим достоинствам и по общему мнению предназначен для папской тиары. Другие кардиналы завидуют будущему папе и ищут случая разорить его, прежде чем он одержит окончательную победу.
— Но я уже вам сказал, — повторил Санта Северина, — что я разорен, и что через какое-то время крах моих финансов будет полным и, может быть, постыдным.
— Мне кажется, — сказал монах, — монсеньор не представляет хорошо, как велико его разорение?
— Что же вы можете еще сообщить мне? — воскликнул несчастный кардинал. — Скажите все, преподобный отец, я уже ко всему приготовился.
— Извольте слушать. Кредиторы монсеньора, видя, что им ничего не уплачивается, и, видя, что все деньги ваши растрачиваются на художественные произведения, просили у святого отца позволения начать опись всех антикварных вещей в этом самом помещении.
— Но Пий не дал на это позволения! — возразил, волнуясь, кардинал. — Он один из лучших моих друзей, мы с ним были с детства.
— Пий вынужден был дозволить, ибо у него, в числе просителей, был кардинал де Медичи, который желает во что бы то ни стало присвоить себе художественные сокровища, которые ваше преосвященство отказались продать ему.
— Но это подлость! — воскликнул, почти плача, кардинал. — Воспользоваться моим несчастьем… чтобы…
— Монсеньор несправедлив, — заметил ему монах. — Страсть, которой одержим кардинал де Медичи, совершенно тождественна с той, которая горит в сердце вашего преосвященства; а кто находится под влиянием такой страсти, тому трудно сопротивляться ее притягательной силе! Подумайте, монсеньор, ведь ваша коллекция считается самой лучшей в Риме!
— Это правда, — ответил кардинал с наивной гордостью. — Страшно подумать, что вся коллекция разбредется по свету, разрознится, попадет Бог знает в чьи руки.
— Но, без сомнения, кардинал де Медичи приобретет всю коллекцию, — сказал монах, желая утешить его, но вместо того растравляя больше его рану.