Иезуит. Сикст V

Мятежные идеи, дух непокорности, сотрясающие в настоящее время Европу и в особенности Германию и Италию, должны быть безусловно уничтожены — и вот в чем наша главная задача. Мы обязаны сломить мятежный дух; орден храма не должен быть собранием вольных каменщиков, но преобразоваться в общество Иисуса!

Эти слова вызвали шум возмущения в собрании. Большинство храмовых рыцарей были поражены предложением Лойолы и уже схватились за мечи, как раздался могучий голос Бомануара:

— Братья! — призвал он. — Игнатий имеет право высказывать свои убеждения так же, как и вы — отвергнуть их или принять. Продолжай, брат, — обратился он к оратору.

Мгновенно воцарилась тишина.

Лойола продолжал:

— Братья! Цель нашего ордена — восстановление нашей власти над всем светом, но это невозможно сделать с народами севера, отвергающими всякого рода авторитет, а потому нам необходимо действовать на юге и западе среди католических наций — девизом нашего учения должно быть: «Вера и повиновение».

Мы окружим папский престол, как преторианцы[20] древней империи и вместе с тем как владыки его, мы расширим власть римского первосвященника, который в силу обстоятельств, как пленник, должен будет исполнять наши желания. Народам мы должны внушить страх повиновения властям, мы будем поддерживать королей с тем, чтобы управлять ими для высоких целей общества Иисуса. В училищах мы будем управлять развитием юношества, исповедь даст нам полное господство над совестью кающихся; строгости доминиканцев и францисканцев пугают грешников, они с боязнью и неохотно исповедуются им. Мы примем другую систему — будем поучать, судить нестрого и прощать кающихся. Вот средства, которые я предлагаю вам, братья; если вы согласитесь их принять, то через двадцать лет, не более, вы будете господствовать над всем миром!

— Мы также будем твоими рабами — не правда ли? — вскричал Барламакки.

Собрание разделилось на два лагеря — одни подошли к Игнатию Лойоле, другие к молодому итальянцу.

— Братья! — вскричал последний. — Вы слышали проект, предложенный нам Игнатием Лойолой: рабство всего человечества. Монах из своей тайной кельи предписывает нам свою волю; мы рабски, без рассуждений, покоряемся велению монаха и служим главным орудием порабощения людей целого мира. Мне кажется, подобный проект противоречит всему, что было сделано нашим орденом — к чему мы стояли за свободу, науку, стремились уничтожить невежество и суеверие, к чему все это, повторяю я, если с этих пор девизом нашим должно быть одно рабское повиновение? Нет, братья, — продолжал луккский патриций, — будем по-прежнему восставать против невежества и суеверия, которые цепями рабства оковали весь мир. В нас несомненная сила, употребим ее для процветания науки и свободы. Зачем Европу превращать в ужасную могилу? Пусть она действует открыто, благородно, мы не должны быть поборниками грубой силы, суеверного невежества — девиз наш должен быть: «Любовь и свобода», а потому я призываю вас, братья, отвергнуть предложение Игнатия Лойолы и объявить здесь, в нашем святом собрании, что орден храма отныне преобразовывается в общество вольных каменщиков.

— Да здравствует общество вольных каменщиков! — вскричал принц Конде. — Почти все повторили то же самое. Между тем председатель Бомануар встал и обратился к собранию:

— Не забывайте, братья, что здесь мы все равны — никто не должен принимать перемены, если она не согласуется с его убеждениями. Дослушаем до конца Игнатия Лойолу.

— Мое решение неизменно, — сказал Игнатий, — я был братом ордена храма и верно исполнял его уставы, но теперь орден храма прекратил свое существование, я не признаю нового постановления, провозглашенного господином Барламакки, и объявляю учреждение общества Иисуса.

— В таком случае, — сказал Бомануар, — нам необходимо знать, кто желает последовать за Игнатием Лойолой и кто пристанет ко вновь учрежденному обществу вольных каменщиков.

В это время шесть рыцарей молча поднялись и стали около Лойолы — это были: Петр Лефевр из Вилларета в Савои, Франциск Саверо — кавалер наваррский, Иаков Лаунец из Алсназара, Альфонс Сальмерон из Столеды, Николо Альфонс из Бабадилла и Симок Редругеур из Аведии.

— Теперь, — сказал Бомануар, обращаясь к остальным, — поклянемся быть верными обществу вольных каменщиков.

Рыцари, стоявшие около Бомануара, подняли руки.

— Прощайте, братья, — сказал Лойола, — мы долго были соединены и действовали для торжества одной, идеи, теперь расходимся в разные стороны и будем бороться друг против друга. Но я надеюсь, что Господь просветит вас, и вы встанете под знамя Иисуса.

— Напрасно будешь надеяться, — пробормотал Барламакки, — тебе никогда не удастся сковать цепями рабства вольных каменщиков.

Игнатий Лойола уже собрался уходить со своими последователями, когда председатель остановил его словами:

— Ты перестал принадлежать храму, но клятвы, данные тобой, всегда имеют силу — берегись их нарушить.

— Бомануар, — отвечал Игнатий, позеленев от злобы, — в плохую минуту ты мне напомнил о клятвах, данных мной; я не думаю их нарушать.