Иезуит. Сикст V

Все, даже и самые добродетельные люди, действуют ради какого-либо более или менее благородного интереса, в котором и заключается их слабость. Есть желающие разбогатеть, возвысить свой род, есть такие, которые довольствуются бесплодным и опьяняющим призраком славы. Эти надежды, эти желания и страхи, которые неизбежно их сопровождают, как бы открывают окно в сердце человека, сквозь которое могут проникнуть убеждение или страх. Никто не может считать себя неуязвимым, потому что у каждого есть свои надежды и опасения. Только иезуит стоит выше или по крайней мере вне человечества. У него нет страха, смущающего обыкновенных смертных; действуя в интересах ордена, он отлично знает, что ему нечего страшиться — ни суда человеческого, ни правосудия Божия. Само собой разумеется, что мы говорим об иезуитах убежденных и верующих, о таких иезуитах, которые, как Уго Маранда, умирали с убеждением, что исполнили свой долг и что они войдут в царство небесное несмотря на совершенные ими преступления, так как они были совершены ими ради процветания ордена. Кроме того, как бы ни были обширны и велики замыслы одного человека, как бы долга и деятельна ни была его жизнь, приходит момент, когда смерть разрушает великолепно задуманные планы, которые и остаются неосуществленными, потому что невозможно, чтобы преемники и последователи его имели бы столько же сил, сколько имел их он. Для иезуитского ордена смерти не существует. Его работа никогда не прекращается, его предприятия никогда не бывают задуманы или исполнены одним человеком; всем управляет род бессмертного сената, имеющего незыблемые традиции, так как он сам себя обновляет посредством выборов. Как венецианская олигархия могла в продолжении двенадцати столетий сохранить неприкосновенность своего могущества и единство своего плана, так и таинственный сенат ордена правит, как правил три столетия назад, и можно сказать, что дух, воодушевляющий этот ужасный синедрион, тот же самый, который воодушевлял его во время Лойолы, столь тщательно избирались новые лица на различные посты, по мере того как они оставались вакантными.

Джулио заговорил снова.

— Братья, со смертью нашего уважаемого отца Уго Маранда мы снова сделались абсолютными властителями. То, что мы решим, станет законом для большого совета и для всех монахов ордена. Каково ваше решение?

— Мне кажется, — заметил мессир Бернардо, — что решение почти уже принято с той минуты, как мы просили брата Еузебио не приходить сюда.

— Это ничего не значит. Еузебио отлично знает, что мы сохраняем неприкосновенной нашу свободу действий и что, если нам угодно будет избрать кого-либо другого, то никто не сможет возражать против нашего решения.

— Разве вы имеете какое-нибудь возражение против избрания брата Еузебио? — спросил Паоло.

— Против него… я ничего не имею. Но он испанец, и в качестве такового он послушен воле короля католического. С другой стороны, мне кажется, что власть короля испанского уже достаточно велика, так что нет необходимости еще более увеличивать ее.

— Брат мой, — сказал с некоторой строгостью Джулио, — вы поступили последним в число главных избирателей, поэтому позвольте мне, как старшему из вас, сделать вам замечание.

— Я приму его с подобающим почтением, — смиренно ответил главный избиратель.

— Я должен сказать вам, что вы еще, насколько я понимаю, не успели освободиться от некоторых ложных идей, внушенных вам в миру. Вот, например, ваше возражение против Испании доказывает только одно, а именно, что для вас пустые названия наций имеют еще какую-то ценность, тогда как они должны были бы абсолютно не существовать для вас. Вы, в качестве итальянца, высказали ваше замечание против увеличения могущества испанцев.

— Это правда, я не отрицаю этого, — чистосердечно сознался флорентинец.

— Ну так не забывайте же, что вы не более флорентинец, чем Еузебио испанец, я — римлянин, Паоло — миланец, а Фердинанд — неаполитанец. Мы все только то, что мы есть в действительности — братья ордена иезуитов. Орден — наше вечное отечество, и ради этого отечества мы должны жертвовать нашим временным отечеством, в котором мы родились по воле случая. Когда отец Еузебио станет нашим генералом, он будет готов, как и каждый из нас, пожертвовать интересами Испании или какой бы то ни было другой нации в угоду священным интересам нашего ордена и веры.

Бернардо поник головой. Хотя он и очень давно стал братом ордена, и принадлежал к числу главных избирателей, тем не менее он был юноша и новопришелец в сравнении со своими грозными коллегами.

— Итак, — продолжал Паоло, — кажется, главное сделано, мы все согласны утвердить выбор нашего покойного отца и вручить главную власть отцу Еузебио из Монсеррато?..

— Согласны! — сказали все остальные.

Джулио встал на колени и стал читать молитву. Его товарищи последовали его примеру.

— А теперь, — сказал миланский медик, — когда мы уже сделали главное, займемся остальным. Что воспрепятствовало отравлению кардинала Санта Северина?..

XIV Проигравший платит