Ифтах и его дочь

Авиам был готов к этому разговору. Все семь лет, что Ифтах прожил на севере, он часто в душе спорил с ним. Тогда он блестяще обрисовал перед этим диким человеком священный план объединения Израиля. Казалось, тот его понял. Однако, едва оставив шатер Господа, вместо великих дел выбрал жену-аммонитку. Господь отказал Ифтаху в высшей милости — в знании, а он, Авиам, много познавший, мог чувствовать себя сильней собеседника. Однако когда Ифтах нагнулся к нему и священник физически почувствовал его близость, его превосходство словно растаяло. В этом Ифтахе присутствовала какая-то двойственность, которая запутывала священника.

— Признаюсь тебе, — заговорил Авиам, — я обманул тебя тогда. Ты был прав. Господь подал знак, что признает тебя законным сыном Гилеада…

— Я рад, господин первосвященник, — не без иронии ответил Ифтах, — что тебе удалось победить свои сомнения.

Вид человека, некогда предлагавшего ему прогнать жену, раздражал его, и он продолжил, теперь уже с откровенным вызовом:

— Говорю тебе сразу: хотя я не принял в свое войско ни одного человека, не вступившего в союз Господа, от жителей семи городов Башана я этого не требовал. Тысячи людей там признают Бааля и Ашторет, и я не разрушил ни одной святыни Бааля.

Священник взял себя в руки.

— Территория Гилеада простирается до реки Ярмук, — сказал он. — Все, что ты сделал или не сделал по ту сторону реки — твоя забота и Господа. Об этом спорить с тобой я не буду.

Его голос стал мягче, теплей.

— Если бы ты верил, что я по-прежнему твой друг! Тебя благословили бы не только мои руки, но и губы.

Ифтах и не считал священника своим врагом. Более того, верил, что благословения священника принесли ему победу во многих предприятиях. Но предоставить Авиаму возможность поймать его во второй раз… Никогда!..

— Я — не враг тебе, — проговорил Ифтах решительно. — Но ты был более жесток со мной, чем Бог.

— Господь был к тебе милосерднее, чем к другим, — смиренно сказал Авиам. — Сердце мое радуется, что он защитил и благословил тебя…

Пришли братья. Первым взял слово Елек.

— Весь Гилеад, — подчеркнуто вежливо сказал он, — радуется твоему решению помочь нам и выступить против Аммона.

— Я eщё ничего не решил, — лаконично ответил Ифтах. — И ты прекрасно это знаешь, словоблуд. Сначала вы должны твердо поклясться мне здесь, в шатре Господа, как мы договаривались в моей стране Тоб. Только тогда я возьмусь за дело.

— Ты нам не доверяешь, — огорчился священник.

— Я откровенен в словах и мыслях, — отрезал Ифтах.

Но вы научили меня недоверию. И я хочу услышать недвусмысленную клятву, в которой прозвучит признание, что я законный наследник и любимый сын своего отца.

— Повтори свои условия, брат мой, выразив их коротко и ясно, деловито сказал Елек.

— Во-первых, — заявил Ифтах, — клятвой и соответствующей записью вы утвердите меня во владении домом и пашнями в Маханаиме. А также, поскольку я был любимым сыном нашего отца — и во владении родовым домом здесь, в Мицпе.

Елек не терял хладнокровие.

— Мы построили новые, достаточно хорошие, дома для меня и Гадиеля. Построим eщё один и для Шамгара, который сейчас живет в родовом доме Гилеада. Но мы не можем выгнать оттуда Силыгу, прожившую в нем шесть раз по семь лет и родившую там нас.

— Госпожа Зилпа и ты, Шамгар, как гости можете жить в этом доме сколько хотите, — возразил Ифтах. — Но когда Ктура приедет в Мицпе, eё должны признать хозяйкой дома.

— Путь будет, как ты сказал. Подпишем и поклянемся, — ответил Елек.

— Во-вторых, — продолжал Ифтах. — Пока Аммон стоит на холмах перед Мицпе, меня удовлетворит звание главнокомандующего. Но когда я прогоню вражеские войска с этих земель, стану претендовать на судейское кресло Гилеада.

Ифтах говорил медленно, тщательно подбирая слова. Однако его выражение «прогоню» показалось присутствующим, а Авиаму — особенно, весьма странным. Но главное они от Ифтаха услышали. Как от него и ожидали, он собирался прогнать врага…

— Хорошо, — сказал Авиам. — Одержишь победу, станешь в Гилеаде судьей.

Ифтах помрачнел. Сам себе не мог объяснить, как допустил такую оплошность — столь неловко выразил свое условие. Что-то предостерегало его: берегись ловушки… А ловушки ему запросто может расставить его собственное хвастовство. Он жаждал победы над Аммоном, но вовсе не хотел, чтобы его обязали победить.

— Твои слова, Авиам, мне не по душе, — сказал он раздраженно. — Победа — понятие условное и оставляет место для споров. Меня просили спасти Гилеад. Я обещал, и в этом могу поклясться. Да, я хочу спасти вас и прогнать врага от ваших ворот. Большего обещать не могу.

Враждебность по отношению к Авиаму внезапно прорвалась наружу.

— И не надейтесь, я не попадусь на ваши уловки, — гневно проговорил Ифтах. — Скорее, вернусь в страну Тоб.