ИГ/РА

Нет, Лазарь приедет. Обязательно приедет. Не зря же я проверяла, давила на нужные кнопки, втиралась в доверие. Главное, чтоб приехал один. Тогда всё закончится.

Лазарь

Вода тихо плескалась, заставляя моргать медленнее. Машина Ольги стояла на углу, и ноги понесли меня туда. Кажется, инстинкт самосохранения отключился напрочь, потому что я распахнул дверь, даже не думая о том, что может меня поджидать.

В нос ударил сильный запах табака, перемешанный с её привычным ароматом и ветхостью старой сторожки. На старом, просевшем диване валялся мужик – видимо сторож. Опытный взгляд подсказал, что он дышит, значит живой.

– Оля, – выдохнул я, посмотрев на её спину.

При звуке моего голоса, плечи распрямились, вытянулась осанка, тёмные волосы качнулись от мимолётного движения.

– Оля, – дрогнувшим голосом повторил я, застыв в проёме, не решаясь подойти ближе.

Она сидела, не шелохнувшись. Натянутая, как струна, но живая.

Слава Богу, живая.

– Садись, – прозвучал в голове её голос, эхом отразившийся от стенок черепной коробки.

Странное, непонятное ощущение, ноги сами двинулись в её сторону. Подойдя чуть ближе, я увидел по другую сторону деревянного лакированного стола ещё один стул.

– Сядь, Лазарев, – снова прозвучал её голос отовсюду.

Я опустился на стул, уставился на револьвер и рублёвую монету, лежащие возле её руки. Пальцами она перебирала две пули.

– Ты не притронешься к оружию, пока я не скажу, – прошептала она – едва уловимое движение губ, но голос звучал громко, звонко и чётко.

Что за херня? Я попытался поднять руку, но она лежала мёртвым грузом на бедре. Со второй была та же история – как будто мои конечности существовали отдельно от головы.

– Я хочу рассказать тебе одну историю, Лазарь, – заговорила Ольга, на этот раз нормально – то есть звуки соответствовали движению губ.

– Что ты со мной сделала? – задал вопрос, даже не сомневаясь, что подозрительное состояние моего тела напрямую связано со сладкой.

– Ты что–нибудь слышал об НЛП? – она усмехнулась, злобно, язвительно, – Интересно, как можно влиять на восприятие реальности у человека путём простых, по сути, действий. Их называют ключами доступа. Самое любопытное, что у каждого индивида своя калибровка – совокупность ключей. У тебя, например, склонность к восприятию внемодальных речевых предикатов, – она фыркнула, – И типу дыхания, как это ни странно.

– Что это значит, что я – внушаем? – я прищурился, продолжая делать жалкие попытки пошевелить хоть чем–нибудь, хоть пальцем.

– Каждый внушаем. Просто нужно уметь распознавать ключи, – Ольга пожала плечами и почти ласково улыбнулась, – Я думала, с тобой будет сложнее всего, но ошибалась.

– Для чего ты это делаешь?

– Возмездие, помнишь? Теперь ты знаешь мой небольшой секрет, – она подмигнула мне, так непринуждённо и игриво, что в горле резко пересохло, – Итак – история. Хочу рассказать тебе историю. Как ты уже знаешь, Ратмир был сложным человеком. Со своими странностями и пристрастиями.

Я сглотнул, смотря в её холодные, опустевшие глаза. Как будто из неё высосали жизнь, и внутри не осталось ничего – только лёд и вакуум.

– Любимой его забавой была игра в русскую рулетку. Он часто развлекался так с новенькими охранниками, с должниками. Но ещё чаще – он играл со мной. Я ненавидела эту игру, старый потёртый револьвер, который он использовал для неё. Ненавидела щелчки затвора. И постоянно ждала выстрела. Я даже не знаю, чего я хотела больше – чтобы пуля попала в мою голову или в его.

Она замолчала и отвернулась. Дневной свет, бьющий из окна, ярко осветил её лицо и зеленоватый оттенок радужки.

– Он подбрасывал монетку в воздух, определяя – кто будет первым. Орёл всегда принадлежал Ратмиру, а решка – мне. Почему–то чаще всего и первый выстрел выпадал на меня, на решку. Я никогда его не боялась, напротив – он давался мне легко. А вот последующие – тяжелее. Обычно на втором–третьем я сдавалась, признавала своё поражение. Мне безумно хотелось жить, пусть вот так – пленницей, но жить хотелось, – она бросила на меня многозначительный взгляд, – Как ты сказал? Я люблю жизнь и ценю её.

Судорожно вздохнув, Ольга откинулась на спинку стула и аккуратно поставила на стол пули.

– В последний раз мы играли четыре часа и дошли до пятого щелчка. Я молчала, неотрывно смотря в чёрные глаза Ратмира и молилась, чтобы пистолет выстрелил. Когда и в пятый раз он тихо щёлкнул, единственная за всё то время слеза стекла по моей щеке и упала мне на руку, которая всё это время лежала на бедре, как у тебя сейчас, – кивнув на меня, она продолжила, – Я протянула ему револьвер, оставался последний, шестой выстрел. Мир тогда словно замер, остановился, будто Земля сошла со своей орбиты. Я смотрела и не верила своим глазам – всё. Вот она – свобода. Сейчас он выстрелит и всё это закончится. Знаешь, какими были его последние слова? – она изогнула бровь и снова ухмыльнулась.

– Ты была хорошей ученицей, – приглушённо сказал я.