ИГ/РА

– Верно, – Ольга кивнула, – У тебя отличная память, Лазарь. Ратмир всегда играл честно и давал людям выбор, а я была хорошей ученицей. Поэтому, – она взяла в руки револьвер, открыла барабан и опустила туда один патрон, – Ты можешь сдаться. Или играем.

– Что будет, если я сдамся? – недоверчиво прищурился я.

– Тогда я быстро и безболезненно пристрелю тебя, а потом пущу пулю себе в голову. Или играем, и один из нас выйдет отсюда живым.

– Зачем тебе убивать и меня, и себя? – голос дрогнул, я начал жевать нижнюю губу – дурацкая привычка, когда нервничаю.

– Не хочу гнить в тюрьме, – она пожала плечами и крутанула барабан, – Я половину жизни провела в клетке, – добавила Оля, поморщившись, – Итак: твой выбор?

– Играем, – приглушённо сказал я.

– Орёл или решка?

– Орёл.

Задумчиво хмыкнув, Ольга подняла монету со стола и подбросила её в воздух. Описав окружность в воздухе, та упала ребром на поверхность стола и начала вращаться вокруг своей оси, до тех пор, пока не упала.

Орлом вверх.

– Сегодня, похоже, не твой день, – усмехнулась Оля, толкая ко мне оружие, – Возьми пистолет.

Моя рука послушно поднялась и потянулась к револьверу. Ладонь накрыла холодный металл, пальцы обогнули рукоять.

– В меня ты не выстрелишь. Играем честно, – предостерегла Оля, – Давай, – кивнув, она вытянула спину и напряглась всем телом.

– А он? – моя голова качнулась в сторону мужика, храпящего на топчане.

– Он очень крепко спит, поверь мне. Давай, – нетерпеливо повторила она.

Я машинально поднял руку, в которой огромной тяжестью ощущался этот пистолет с всего одной пулей в барабане. Дуло охолодило висок, когда я вжал его в кожу. Палец резко опустился на спусковой крючок.

Раздался щелчок.

Только теперь я выдохнул и вернул револьвер на стол. Оля не стала терять времени, просто схватилась за рукоять, резко возвела руку.

Ещё один щелчок.

Снова толкнув револьвер ко мне, она положила локти на стол и потёрла дрожащими пальцами свои губы. Я, как робот, взял оружие и поднёс его к голове.

– Кто–нибудь отказывался играть? – спросил я, отвлекаясь от угнетающих мыслей и развеивая тишину в помещении.

– Никто, Игорь, никто, – Оля мягко улыбнулась, – Все хотят выжить.

Щелчок.

– А записка? Я не написал записку.

– Ты написал её. Просто не помнишь, – она едва заметно пожала плечами, – Тимур, конечно, не поверит в твоё самоубийство, но я хорошо умею скрываться. Сам знаешь.

Она тянет руку, дуло упирается ей в голову, чуть растрепав тёмные волосы у лица.

В комнатке громко тикают часы – странно, но именно сейчас, в особо напряжённый момент, я услышал эти звуки. Сопение сторожа раздражало, солнечные лучи, бьющие из окна, стали нещадно жарить половину моего лица. Дыхание Ольги спокойное, медленное и ровное, когда она опускает палец.

– Кто тебе помогал? – шепчу я, чтобы хоть как–то отвлечься в ожидании выстрела.

Оля молчит, держа пистолет и крепко сжимая его в руке. Кусает губы, а потом отвечает:

– Илона. Мы с ней сёстры.

Кирпичная кладка в моём подсознании дала трещину – как я этого не заметил раньше?

Щелчок. Я вздрогнул и судорожно сглотнул – моя очередь.

Револьвер с глухим звуком опустился на стол. Глаза сладкой расширились, когда она дрожащей рукой положила его и толкнула ко мне.

Кровь забурлила в жилах, пульс загрохотал в висках. Я ровной рукой поднял ствол и направил дуло к виску.

– Я люблю тебя, – говорю я на прощание, не отрывая взгляда от её глаз, почти драгоценных оттенков серебра и нефрита, – Всегда любил.

– Ложь, – прошипела она, – Такие, как ты, не умеют любить.

– Я тоже так думал, – тихо ответил я, закрывая глаза.

Задерживаю дыхание, чувствую, как по лбу стекает тонкая струйка пота. Нажимаю…

Щелчок.

Все звуки разом прекратились. Мёртвая тишина – ни тиканья часов, ни сопенья сторожа, ни вдохов и выдохов. Мои глаза распахнулись, в них заплескался ужас, от осознания, что остался только один выстрел и в барабане всего одна пуля.

– Всё–таки, сегодня твой день, – прошептала Оля, – Больше ты не выстрелишь, – снова голос прозвучал отовсюду, властно, так, что не повиноваться невозможно.

Медленно кладу револьвер на стол, задерживая свою руку, пытаясь хоть как–то сопротивляться.

– Отпусти, – шепчет она, накрывая своей ладонью мою, – Отпусти. Всё хорошо. Так и должно быть, – мягко улыбнувшись, она отдирает мои скрючившиеся пальцы со ствола и берёт его в руку, – Я в порядке.

– Оля, нет, – шепчут мои губы, – Не делай этого.

– Я в порядке, – улыбается, но крупная слеза стекает по её щеке, – Я в порядке, Лазарь.

Длинное тонкое дуло направлено в её голову. Палец медленно, мучительно медленно вжимается в изогнутый крючок. Сейчас он прозвучит, выстрел – ценой которому – её жизнь.

И моя, кажется, тоже.

– Нет, – беззвучно шепчу я, из глаз льются слёзы, грудь сдавливает, я пытаюсь дотянуться рукой до неё, но тело – предатель – застыло на месте и не двигается.

Внезапно она опускает револьвер, и я выдыхаю. Встав со стула, и наклонившись над столом, Ольга нежно прикасается к моим губам пальцами свободной руки, а потом так же мягко и нежно целует меня. На моих губах вкус соли – её и мои слёзы.